В Новгороде по-прежнему княжил Мстислав Удатный. Как писал Соловьев, «ходил на чудь до самого моря, брал с нее дань, две части отдавал новгородцам, третью – дружине своей; новгородцам нравился такой князь, все было тихо, как вдруг в 1214 году пришла к Мстиславу весть из Руси от братьев, что Ольговичи обижают там Мономаховичей».

После смерти Рюрика Ростиславича его извечный соперник киевский князь Всеволод Чермный, замирившийся и породнившийся с владимиро-суздальскими князьями, решил, что настало время потеснить на Юге позиции смоленских Ростиславичей.

Предлогом к войне вновь стали события в Галиче, где родственных Всеволоду Чермному князей Игоревичей повесили бояре. Поскольку новым галицким князем стал Ростиславич Даниил, Чермный объявил всему их роду:

- Вы повесили в Галиче двоих братьев моих, князей, как злодеев, и положили укоризну на всех: так нет вам части в Русской земле!

В ответ внуки Ростислава пожаловались Мстиславу Удатному:

- Всеволод Святославич не дает нам части в Русской земле; приходи, поищем своей отчины.

Мстислав созвал в Новгороде вече на Ярославовом дворе и призвал к походу на Киев против Всеволода Чермного. Новгородцы отвечали:

- Куда, князь, ты посмотришь, туда мы бросимся головами своими.

Мстислав Удатный повел новгородское войско в поход, но в родном для князя Смоленске произошел непредвиденный инцидент. Новгородцы поссорились с местными жителями, одного из них убили и отказались идти дальше. Вроде бы новгородцы не захотели уступить первого места смоленским полкам, которыми командовал Мстислав Романович, старший из внуков Ростислава. Мстислав Мстиславич Удатный звал своих новгородцев на вече, но они не пришли. Тогда он выступил со своей личной дружиною со смоленскими полками. Лишь потом новгородцы после долгих вечевых дебатов одумались и нагнали Мстислава Удатного. Но конфликт даром не прошел.

Смоленские и новгородские полки вместе успешно продвинулись по черниговским землям вдоль Днепра, взяли «на щит» Речицу и другие города. Всеволод Чермный вышел на решающее сражение под Вышгородом. Мстислав Удатный с братьями одержали верх, двое князей Ольговичей оказались в плену. Жители Вышгорода отворили ворота, а Чермному пришлось бежать в Черниговскую землю. Мстислав Романович был посажен на великокняжеский престол в Киеве.

А Мстислав Удатный повел войско дальше - на Чернигов. Под городом он простоял 12 дней, после чего согласился на заключение мира с Чермным, которому пришлось смириться с поражением.

Вскоре после этого Всеволод Чермный, едва ли не последний из плеяды мощных политических фигур Киевской Руси, ушел в мир иной.

Мстислав Удатный возвратился в Новгород, но долго там не задержался. Длительное отсутствие по делам, которые не имели прямого отношения к его княжеским обязанностям в городе, снизило его популярность. «В том же году новгородцы по старому своему обычаю начали готовить тайно вече, желая господина своего, князя Мстислава Мстиславича, изгнать из Новгорода. И созвали вече».

Не дожидаясь, чтобы его выставили из города, Мстислав сам созвал вече на Ярославовом дворе и объявил:

- У меня есть дела в Руси, а вы вольны в князьях.

«Он же, услышав о заговоре новгородцев, о том, что хотят его изгнать, предался гневу и ушел к королю в Венгрию, прося себе у него Галич. А княгиню и сына оставил в Новгороде». Не совсем так, как сообщала летопись. «Удатный получил важные вести: поляки предлагали выгнать наконец венгров из Галича», - замечал Андрей Богданов. Мстислав направился разруливать ситуацию в Галицкой земле.

Вот тут-то и начались события, которые перепахали Владимиро-Суздальскую Русь и изменили судьбу Георгия Всеволодовича. Новгородцы отправили к нему делегацию, чтобы просить на княжение брата Ярослава Всеволодовича.

В летописи читаем: «Новгородцы же обрадовались, избавившись от князя своего. И послали Юрия Ивановича во Владимир к великому князю Юрию Всеволодовичу и в Переяславль, что на Клещине (Плещеевом. – В.Н.) озере, зовя к себе в Новгород князя Ярослава Всеволодовича. И молили великого князя Юрия Всеволодовича, дабы послал к ним в Новгород брата своего Ярослава на княжение. Ярослав пошел к ним в Новгород».

Соловьев видел в этом победу в Новгороде приверженцев владимиро-суздальской ориентации: «Проводивши Мстислава, новгородцы долго думали; наконец, отправили посадника Юрия Ивановича, тысяцкого Якуна и старших купцов 10 человек за Ярославом Всеволодовичем, князем переяславским – ясный знак, что пересилила сторона, державшаяся суздальских князей». Лучший знаток средневекового Новгорода академик Валентин Лаврентьевич Янин писал: «Вече, которым руководил Юрий Иванкович, "много гадавше", останавливается на кандидатуре князя Ярослава Всеволодовича. Однако этим выбором посадник Юрий подготовил собственное падение».

При этом не следует забывать, что Ярослав был не только представителем владимиро-суздальских Юрьевичей. Он уже был зятем Мстислава Удатного, женившись на его дочери. Именно она, скорее всего, станет матерью Александра Невского, племянника Георгия Всеволодовича. Хотя и этот вопрос, связанный с матримониальными отношениями Ярослава Всеволодовича, относится к числу спорных.



То, что Ярослав был женат на дочери Мстислава Удатного, – это известно точно. Как и то, что это был не первый его брак, напомню, еще в Переяславле-Южном он женился на дочери Юрия Кончаковича. Куда подевалась жена-половчанка – не ясно. Возможно, что к тому времени она умерла, во всяком случае, ее имя уже не упоминается в летописях.

Но вот время заключения Ярославом второго брака и обстоятельства дальнейшей семейной жизни князя остаются запутанными.

Биограф Александра Невского Вадим Викторович Долгов обращает внимание: «Дата заключения брака не названа ни во Владимирской, ни в Новгородской летописях. Упоминание есть в Летописце Переяславля Суздальского… Однако именно в смысле датировки свадьбы Ярослава этот текст помочь не может. Статья, помеченная 6722 г., в которой говорится о свадьбе, имеет сложный состав… В ней содержится рассказ о событиях и 1213-1214, и 2014-2015 гг.». Текст такой: «В лето 6722 ведена была Ростислава из Новгорода, дочь Мстислава Мстиславича, за Ярослава, сына великого князя Всеволода, в Переяславль-Суздальский». Карпов, Богданов уверенно датируют бракосочетание 1214 годом, а Кучкин – предположительно – даже 1218-м.

Ярослав и Феодосия-Ростислава Мстиславна состояли в кровном родстве, впрочем, достаточно дальнем. Церковные правила запрещали браки до шестой степени включительно, дистанция же между ними была на грани - семь степеней. Юрий Долгорукий был дедом Ярослава и прапрадедом его супруги.

Феодосия-Ростислава была наполовину половчанкой - по матери, супруге Мстислава, жившей в его городе Торопце, в середине Смоленской земли. «Как в насмешку, она рожала воинственному князю в основном дочерей, - замечает Богданов. - Но Мстислав не унывал – выдавал подрастающих княжен замуж за талантливых молодых князей, обещающих стать опорой Руси… В награду за почитание родителя, которого летописец хвалил за справедливость и могущество, страх Божий и милость обездоленным, а главное – за справедливость, Мстислав Удатный отдал за Ярослава свою дочь Ростиславу».

Казалось бы, какие вопросы со вторым браком и с матерью Александра Невского? Но дело в том, что после поражения на Липице в 1216 году Ярослав вынужден был вернуть супругу тестю. Кучкин и Долгов предполагали, что может быть «невеста была передана жениху незадолго до Липицкой битвы, и брак еще не был заключен положенным образом… Невесту сначала посылали во владения жениха, а уж потом играли свадьбу». Надо полагать, в будущем Феодосия была возвращена Мстиславом Удатным Ярославу Всеволодовичу. Вот только этот факт никак в источниках не зафиксирован. Отсюда и споры.



Появившись в Новгороде с разрешения Георгия Всеволодовича, молодой и амбициозный Ярослав Всеволодович стал резко наводить свои порядки, прежде всего искореняя любую оппозицию своей власти. Оппозиционеров найти было несложно, поскольку Новгород традиционно жил борьбой богатых и могущественных кланов, не терпевших друг друга, как и сменявшихся пришлых князей. «Утвердившись в Новгороде, князь Ярослав следует старой суздальской политике и стремится вбить клин между боярскими группировками, активизируя внутреннюю борьбу боярства», - писал Янин.

Ярослав, «придя, взял посадника Якима Зубца и второго посадника, Фому Добрынича, и заточил их в Твери». Компромат появился и на другие знаковые фигуры новгородской политики и бизнеса, включая тысяцкого Якуна Намнежича: «Феодор же Лазутич оговорил и Варнаву, имевшего много золота, и Якуна Нежича, без числа золото имевшего; князь же и тех взял... Новгородцы же устроили вече, и много было споров, и раздался клич в вече, и побежали новгородцы с оружием на двор Якуна, разграбили богатство и двор сожгли, а жену и детей его захватили, а князь Ярослав взял Христофора, сына посадника».

Пресняков писал о Ярославе Всеволодовиче: «В 2015 г. он появляется на новгородском горизонте в двойственной, с точки зрения новгородцев, роли: крутого борца за силу княжеской власти против роста новгородской вольности и крупного деятеля в борьбе с западными врагами и в покорении финских племен. Для суздальского князя тут, очевидно, никакой двойственности не было: он вел свою, не новгородскую политику. Эту новгородскую деятельность Ярослава нет оснований рассматривать как его личное, "опричное" дело. За ним стоят великий князь Юрий и его братья, суздальские князья».

Но волнения в Новгороде на этом не закончились. Помимо воли Ярослава возбужденные жители Прусской улицы убили боярина Овстрата с сыном и бросили их тела в ров: «Новгородцы взяли большого его мужа Астрапа и убили, а сына его, Леонтия, схватив, били, нос и уши обрезали и в воду бросили».

Такое самоуправство Ярославу не понравилось, и он, как писал Соловьев, «не захотел оставаться долее в Новгороде, выехал в Торжок, сел здесь княжить, а в Новгород послал наместника, последовавши в этом случае примеру деда, дядей и отца, которые покинули старый город Ростов и утвердили свое пребывание в новых».

Но этим Ярослав Всеволодович не ограничился, прибегнув и к другому традиционному приему владимиро-суздальской политики – экономической блокаде Новгорода. «Князь же Ярослав Всеволодович об этом скорбел и пошел из Новгорода в Торжок, закрыл путь купцам, не давая провозить никакое жито в Новгород, и купцов множество схватил». Эта тактика оказалась тем более действенной, что осенью мороз побил хлеб в Новгородской земле. Ярослав приказал не пропускать в Новгород ни одного воза с зерном. Летопись рисовала страшную картину: «И был тогда голод великий, детей своих давали в рабство за хлеб. И много выкопали могилы и побросали туда мертвых, потому что даже некому было погребать людей, и псы не могли съесть всех мертвых. И по городам, и по волостям, и по селам, и по полям лежали мертвые; оставшиеся же в живых бежали за море».

Отчаявшиеся новгородцы отправили к Ярославу посадника Юрия Ивановича, Степана Твердиславича и других знатных людей, чтобы позвать его опять к себе. Но тот задержал посланников. «И послов новгородских схватил: посадника Юрия Ивановича… и многих, известных во всех землях славою, честью и богатством».

Вместо ответа на приглашение вернуться Ярослав Всеволодович направил в Новгород двух своих бояр, чтобы они вывезли оттуда его супругу, дочь Мстислава Удатного. «Князь Ярослав Всеволодович послал к ним в Новгород Варака и Поноса, чтобы вывели из Новгорода княгиню его, а купцов всех новгородских захватил, и было их захвачено больше двух тысяч, связал их оковами железными и разослал их по городам своим в заточение».

Тогда новгородцы делегировали к Ярославу Мануила Яголчевича с последнею речью:

- Ступай в свою отчину, к Святой Софии, а нейдешь, так скажи прямо.

Ярослав задержал и Мануила. На этом привязанность новгородцев к Ярославу, если она была, растаяла. «И опечалились новгородцы, восплакали, и собрали вече. И были ропот и вопли великие и вече. И начали плакать и скорбеть о князе своем, Мстиславе Мстиславиче, вспоминая его любовь, мужество и победы над врагами.

И, подумав, послали послов своих к нему, чтобы не помнил безумие их и простил бы все злобы их и пошел бы к ним в Новгород княжить».

Богданов удачно описывал мотивы, заставившие Мстислава Удатного вернуться в Новгород и полноценно вмешаться в ситуацию на Севере: «Удатный прогнал венгров и обручил еще одну свою дочь с юным, но подающим большие надежды Даниилом Романовичем, княжившим тогда на Волыни. Однако поляки объединились с венграми и частью галицких бояр, война разыгралась не на шутку. Тут пришла весть, что суздальские князья опять творят насилие над Новгородом. И кто творит! Тот самый Ярослав, что счастливо жил с его дочерью, и вместе с нею приехал княжить в Новгороде по приглашению горожан».

Одиннадцатого февраля 1216 года Мстислав вошел в Новгород, радостно приветствуемый оставшимися горожанами, и сразу приступил к репрессиям в отношении людей Ярослава. «И схватил Хота Григорьевича, наместника князя Ярослава Всеволодовича, и другого его вельможу Якова Станиславича, всех дворян его и всех людей его, которые остались в Новгороде, и оковами железными связал, и в темницы посадил. И возлюбили его новгородцы, и соединились с ним в единомыслии: и в смерти, и в жизни всем в единстве быть».

- Либо отыщу мужей новгородских и волости, либо головою повалю за Новгород, – заявил Мстислав.

Ярослав же, узнав новгородские новости, начал готовить Торжок к защите, «велел поделать засеки по новгородской дороге и реке Тверце, а в Новгород отправил сто человек из его жителей, казавшихся ему преданными, с поручением поднять противную Мстиславу сторону и выпроводить его из города, но эти сто человек как скоро пришли в Новгород, так единодушно стали вместе со всеми другими за Мстислава, который отправил в Торжок священника сказать Ярославу:

- Сын! Кланяюсь тебе: мужей и гостей отпусти, из Торжка выйди, а со мною любовь возьми».

Ярослав предложение не принял, он «отпустил священника без мира», две тысячи задержанных им новгородцев «созвал на поле за город, велел схватить их, перековать и разослать по своим городам, имение их и лошадей роздал дружине».

После этого Мстислав собрал вече и призвал:

- Пойдемте искать свою братью и своих волостей, чтоб не был Торжок Новгородом, а Новгород – Торжком, но где Святая София, там и Новгород; и в силе Бог, и в мале Бог да правда!

Новгородцы согласились.

Результатом стала большая война.



Древнейшая владимиро-суздальская – Лаврентьевская - летопись более чем лаконична в отношении последовавших событий: «Искони злой враг дьявол, ненавидящий всегда добро для рода человеческого, особенно же христианам, желая, дабы не он один в вечной муке был, уготованной ему и тем, кто с ним, этот окаянный дьявол, воздвиг некую ссору злую между сыновьями Всеволодовыми, Константином, и Юрием, и Ярославом, и бились они у Юрьева, и одолел Константин. Но вновь Бог и крест честной, и молитва отца их и дедова ввели их в великую любовь. И сел Константин во Владимире на столе, а Юрий в Суздале. И была радость великая на земле Суздальской, а дьявол один плакал о своей погибели».

Причина лаконичности предельно понятна: вся эта история, если разобраться, не красила никого из владимиро-суздальских князей, ни Владимирского - Георгия, ни Ростовского - Константина, ни Переяславского – Ярослава. И вы увидите, почему.

Зато не имели причин себя сдерживать новгородские летописцы, которые пропели оду великому полководцу, справедливому, милостивому Мстиславу Мстиславичу Удатному, его родне, их подвигам и деяниям. Подробный рассказ о последовавших драматических событиях содержится в «Повести о битве на Липице», написанной в Великом Новгороде по горячим следам.

Известный филолог, историк и культуролог Яков Соломонович Лурье, публикатор и комментатор «Повести», замечал о ней: «Древнейший летописный рассказ о битве новгородцев с суздальцами на Липице в 1216 г. читается в Новгородской первой летописи старшего извода, дошедшей до нас в пергаментном списке XIII-XIV вв. (самом раннем из всех известных нам летописных памятников). Более развернутая летописная повесть о битве на Липице сохранилась в составе летописного свода, лежащего в основе Новгородской Карамзинской, Новгородской четвертой и Софийской первой летописей – так называемого свода 1448 г. В большинстве более поздних летописей (Московский свод конца XV века, Ермолинская летопись и другие) читается с изменениями тот же рассказ».

Поскольку описываем жизненный путь основателя Нижнего Новгорода Георгия Всеволодовича, а битва на Липице являлась важнейшей вехой на этом пути, мы не будем отказываться ни от каких источников, даже недружественных и тенденциозных. Тем более от источников XIII века. «Повесть» возьмем в переводе Лурье, который использовал текст Новгородской Карамзинской летописи.

Другие летописи и летописные своды в основном воспроизводят «Повесть», причем почти дословно. Есть и небольшие добавления. Но они, похоже, имеют ростовское происхождение: в них прибавлена похвала доблести ростовскому войску Константина, его личным качествам и обоснованности претензий на великокняжеский престол. Поэтому с точки зрения характеристики Георгия Всеволодовича эти добавления представляют его в еще более негативном свете.

В отношении причин конфронтации, братоубийственной войны и роли в ее возникновении Георгия Всеволодовича существует несколько мнений.

Одно направление – видеть в войне столкновение между князьями Владимиро-Суздальской Руси – Георгием и Константином Всеволодовичами. «Междоусобные распри представителей одного княжеского рода в условиях феодальной раздробленности Древней Руси были обычным делом, - писал нижегородский профессор Филатов. - В данном же летописном тексте повествуется о борьбе за великокняжеский Владимирский стол между сыновьями Всеволода III, завершившейся кровопролитной Липецкой битвой».

При этом существует тенденция возлагать вину на Георгия Всеволодовича, якобы покусившегося на права Константина. Гумилев утверждал: «К несчастью, владимирский князь Юрий Всеволодович был недалеким политиком и скверным полководцем. Еще в 1210-х годах он истощил силы своего княжества в распрях с собственным дядей (вообще-то, Константин был ему братом. – В.Н.), поддержанным новгородцами. В битве на Липице, завершившей эту усобицу, бессмысленно погибли десять с лишним тысяч русских людей, большей частью владимирцев и суздальцев, проигравших сражение. Поэтому что мог сделать Юрий зимой 1237-1238 гг.?»

Ключевский считал, что Мстислав Удатный «стал за обиженного старшего брата и с полками новгородскими и смоленскими вторгнулся в самую Суздальскую землю. Против него выступили младшие Всеволодовичи, Юрий, Ярослав и Святослав».

Другое направление видит изначальные причины войны не в разногласиях внутри Владимиро-Суздальской земли, а в том, что происходило в Новгороде. И потому Георгий Всеволодович вовсе не причастен к ее началу.

Макарихин утверждал, что «шаткое равновесие во Владимирщине нарушил Новгород Великий». Карпов однозначно считал: «Установившийся между братьями мир рухнул зимой 1215/16 года. Ссора между занявшим к тому времени новгородский стол Ярославом Всеволодовичем и его тестем Мстиславом Мстиславичем (в 1214 году Ярослав женился на его дочери Ростиславе) привела к большой войне, в которую оказались втянуты и смоленские князья, "Ростиславли внуки", и братья Ярослава. Причём Константин принял в этой войне сторону Мстислава, а Юрий и Святослав — Ярослава».

По мнению Николая Борисова, виновником войны однозначно был Ярослав Всеволодович: «Летописная Повесть о битве на Липице (1216 год), написанная по горячим следам событий, представляет именно Ярослава главным виновником братоубийственной войны между сыновьями Всеволода Большое Гнездо… Совершив все мыслимые нарушения норм княжеского поведения — бегство из города, арест послов, захват и ограбление мирных купцов, Ярослав явно искал большой войны с новгородцами. И эта война вскоре началась».

Кузнецов соглашается: «Мстислав Удатный вместе с новгородцами и своими родственниками начал борьбу против Ярослава, причина борьбы — новгородская политика князя… Летописи свидетельствуют, что вторжение смоленских князей во Владимирское княжество было вызвано противостоянием Ярослава Всеволодовича и Мстислава Удатного из-за Новгорода. Оно способствовало раздуванию семейной ссоры между Всеволодовичами». Селезнев указывал, что «Юрий попал в эту беду из-за Ярослава. Пришлось Ярославу искать убежища в Низовской земле. За ним туда пришли разгневанный тесть с союзниками и буйные новгородцы».

Не остались почти незамеченными другие причины, связанные с геополитическими устремлениями смоленских Ростиславичей, уже взявших в свои руки Киев, Галич, Псков, Великий Новгород и теперь устремившихся к контролю и над Владимиро-Суздальским княжеством, пользуясь распрями внутри его.

Кто прав, какова роль Георгия Всеволодовича в развязывании войны и каковы были для него последствия войны – узнаем в конце главы.



Итак, Мстислав вознамерился проучить зятя и изгнать его из новгородской земли, к которой принадлежал Торжок, прибегнув к военной силе, и собрал для этого серьезную военную коалицию, включавшую также смоленское и псковское войско.

«В том же году князь Новгородский Мстислав Мстиславич с князем Смоленским Владимиром Рюриковичем и с князем Псковским Владимиром собрались идти ратью на князя Ярослава Всеволодовича в Торжок, и послал к нему, говоря:

- Иди, брат Ярослав Всеволодович, из Торжка в свою отчину в Суздаль; если не пойдешь, быть между нами битве.

Он же послал к ним, сказав:

- Как тебе (Торжок) отчина, так же и мне.

И не пошел».

Но зачем для решения локальной задачи – очистки Торжка – собирать столь большую коалицию чуть ли всех Ростиславичей? Очевидно, что Мстислав Удатный прекрасно понимал: Ярослава Всеволодовича не оставят без поддержки его братья. Причем не только Георгий Всеволодович. Даже «Константин еще в конце 1215 г. помогал Ярославу против Новгорода и Мстислава», - замечал Кузнецов. И Мстислав явно имел на уме далеко не только локальные задачи, связанные с его зятем и Торжком.

Мстислав выступил в поход на Ярослава в первый день нового года по тогдашнему летоисчислению - 1 марта 1216 года. Сразу же выяснилось, что у Удатного не было единодушной поддержки со стороны новгородцев в его очередной военной операции: «в четверг побежали к Ярославу клятвопреступники Владислав Завидович, Гаврила Игоревич, Юрий Олексинич, Гаврилец Милятич с женами и детьми».

Но Мстислав Удатный быстро поборол крамолу, и дальше все развивалось для него весьма гладко. Озером Селигером он пришел в свою Торопецкую волость, где его воинство пополнило припасы и двинулось в верховья Волги. Тут пришла весть, что Святослав Всеволодович, брат Ярослава (и, полагаю, не без благословения Георгия Всеволодовича), с большим войском осадил Ржев, который защищал посадник Ярун. Мстислав Удатный с братом Владимиром Псковским поспешили на помощь, не дожидаясь подхода новгородских полков. В «Повести» это звучало так: «Новгородцы же пошли через Селигер и пришли на верховья Волги, а Святослав осадил Ржевку, городок Мстислава, с десятью тысячами войска. Мстислав же с Владимиром Псковским быстро пришли с пятьюстами человек — всего столько было воинов, и пришли спешно, а те убежали прочь. А Ярун засел в городе с сотней воинов и отбился от них, и Мстислав взял Зубцов и вышел на реку Вазузу. И пришел Владимир Рюрикович со смольнянами».

Заметим, что город Зубцов-на-Волге находился уже во владениях Ярослава Всеволодовича, куда и подошло войско двоюродного брата Мстислава Удатного - Владимира Рюриковича Смоленского.

Таким образом, Мстислав Удатный вторгся во Владимиро-Суздальскую Русь, то есть сделал то, что никому бы даже в голову не пришло во времена Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского или Всеволода Большое Гнездо. Смоленские князья почувствовали, что пришло их время.

Поначалу они проявили осторожность. Встав на речке Холохольне, правом притоке Волги, они направили Ярославу обращение. «Послали в Торжок к Ярославу предложить мир, а сами стали на Холохне. Ярослав же дал ответ:

- Мира не хочу, пришли, так идите; нынче на сто наших будет один ваш!

И сказали, посоветовавшись между собой, князья:

- Ты, Ярослав, с силою, а мы с крестом!

Воины Ярослава построили укрепление и поставили засеки на путях от Новгорода и на реке Тверце. И сказали новгородцы князьям:

- Пойдем к Торжку.

И князья сказали:

- Если пойдем к Торжку, то опустошим Новгородскую волость».

У Мстислава Удатного были другие планы, нежели освобождение оставшегося далеко в стороне Торжка. Он нанес уничтожающий удар по принадлежавшей его зятю тверской земле. «И так пошли к Твери, и начали захватывать села и жечь, а об Ярославе не было вести — в Торжке ли он или в Твери. А Ярослав, услышав, что занимают села, поехал из Торжка в Тверь, забрав с собой старейших мужей новгородцев и младших по выбору, а новоторжцев взял всех.

И послал сто избранных мужей в сторожевой отряд; они же, отъехав пятнадцать верст от города, стали; а тут же стояли наши князья, расположив полки и ожидая великого сражения. И послали Яруна с младшими людьми, и напал на него сторожевой отряд Ярослава, и помог Бог Яруну, он захватил тридцать три воина Ярослава, семерых убили, а иные бежали в Тверь. Это была первая победа над ними — в день Благовещения святой Богородицы, на пятой неделе поста».

После этого первого локального успеха под Тверью, смоленские князья осмелели и стали хозяйничать по всей округе, разоряя ее и пополняя ресурсы продовольствия. Они почувствовали, что им по плечу и куда более амбициозные задачи. Ростиславичи послали смоленского боярина Яволода в Ростов к князю Константину Всеволодовичу - приглашать к союзу против братьев. Провожать посольство отправили Владимира Псковского с псковичами и смолянами, которые по ходу дела взяли город Костантинов (Кснятин) и пожгли все Верхнее Поволжье. Мстислав Удатный с новгородцами тоже не терял времени, сжигая села по рекам Шоше и Дубне.

Константин, по свидетельству нижегородского книжника, искренне обрадовался приезду посланцев от коалиции смоленских князей, столь эффективно разорявших Владимиро-Суздальское княжество. «И встретил их, наших князей, воевода Еремей, посланный из Ростова князем Константином, и сказал:

- Константин вам говорит с поклоном: я рад услышать о вашем походе; вот вам от меня на помощь пятьсот мужей ратников; пришлите ко мне со всеми делами моего шурина Всеволода».

Соловьев считал, что, вторгаясь во Владимиро-Суздальскую землю, «Ростиславичи были уверены, что Константин ростовский вступит в союз с ними против младших братьев». Откуда такая уверенность? Почему стала возможна такая коалиция Мстислава Удатного, других смоленских князей, новгородцев с Константином в войне с его собственными братьями на их родной земле? Одна причина лежит на поверхности. Конечно, Константин Всеволодович увидел в тот момент долгожданную возможность - с помощью мощнейшей внешней силы - исправить все те «несправедливости», которые, как он считал, претерпел от отца и Георгия Всеволодовича. «Не получив после кончины отца желанного владимирского венца, он искал случая свести счеты с младшими братьями», - справедливо замечает Николай Борисов. И избавиться от двоевластия, получив в единоличное владение Владимиро-Суздальский престол.

Но у Мстислава Удатного имелась еще одна серьезная причина быть уверенным в поддержке со стороны Константина. Тот был женат на дочери смоленского князя - Мстислава Романовича Старого. Смоленские Ростиславичи пришли посадить на Владимиро-Суздальский престол не просто своего союзника, но еще и своего родственника.

Шурин Всеволод, о приходе которого «со всеми делами» (то есть, чтобы проговорить детали сотрудничества) хлопотал Константин, - Всеволод Мстиславич, еще один смоленский Ростиславич, сын того же Мстислава Старого. «Тогда они снарядили Всеволода с дружиной и отправили к Константину, а сами пошли по Волге вниз; и тогда бросили обозы, сели на коней и пошли в Переяславль, воюя. Когда же они были у Городища на реке Саре у церкви Святой Марины на Пасху 9 апреля, тут приехал к ним князь Константин с ростовцами.

И обрадовались встрече, и целовали крест, и отрядили Владимира Псковского с дружиной в Ростов». Псковская дружина была нужна для обороны Ростова от возможных посягательств со стороны братьев Константина, когда сам он соединился со смоленско-псковско-новгородско-киевской коалицией у Сарского Городища.

Теперь уже не князья Владимиро-Суздальской земли решали судьбу Южной и Западной Руси, а наоборот. Мстислав Удатный и Константин Всеволодович Ростовский вели объединенное войско на стольный град Ярослава: «а сами, придя на Фоминой неделе с полками, стали напротив Переяславля. И выехав из войска под город, захватили человека и узнали, что Ярослава в городе нет: он уже ушел к брату Юрию с полками, взяв всех подвластных ему, с новгородцами и новоторжцами».

Был ли у Константина предварительный сговор со смоленскими родственниками, или он просто воспользовался моментом, чтобы с их помощью вознестись к единоличному лидерству? Кто знает. Кузнецов полагает, что сговора не было. «Боевые действия до первой декады апреля 1216 года велись смоленскими князьями. Примыкание Константина к союзу Ростиславичей в летописях не оговорено. Нет основания считать, что оно было вызвано жаждой свержения Георгия Всеволодовича… Против Георгия и Святослава Всеволодовичей союзники до апреля 1216 года не воевали, что подтверждает тезис о ссоре Ярослава с Мстиславом как главной пружине конфликта 1216 года. Обращение Ярослава к Георгию как к старшему среди Всеволодовичей подтолкнуло владимирского князя на борьбу с внешней силой, появившейся в княжестве».

Жестокое разорение вражескими силами западных районов Владимиро-Суздальской Руси, присоединение к захватчикам Константина Всеволодовича заставило вступить в войну великого князя Георгия Всеволодовича - после того как Ярослав с дружиной пришел к нему во Владимир.

Так в чем вина Георгия Всеволодовича в развязывании войны? Разве что в изначальной поддержке брата Ярослава, который творил неправые дела в отношении Новгорода. Вина же и заинтересованность в войне всех других участников конфликта была куда более очевидной.

Князь Ярослав повел дружину во Владимир. Туда же привел свой полк князь Святослав Всеволодович.

Георгий Всеволодович не стал дожидаться противника под стенами своей столицы и вместе с братьями выступил в поход. Войско собрали большое: «муромцев, бродников, городчан и всю силу Суздальской земли»; из сел погнали даже пеших. То есть на битву пошли не только воины-дружинники, но и посошное ополчение. Понятно, кто такие муромцы – жители Мурома, кто такие городчане – жители Городца, да, того самого, нижегородского (хотя Нижнего еще не было).

Пудалов заостряет на этом внимание: «В данном контексте городчане названы явно как самостоятельный военный отряд ("полк"), который, наряду с муромцами и бродниками, не входит в понятие "сила Суздальской земли". Упоминание городчан как отдельного полка, не входящего в "силу Суздальской земли", следует рассматривать как признак начавшегося обособления Городца, постепенно становившегося центром самостоятельной административной единицы, которая выставляет в сражении свой полк».

Но кто такие бродники? В литературе на этот счет множество мнений. Ограничусь двумя. Пашуто полагал: «Происхождение бродников не вполне ясно. Они… упоминаются в источниках IX века и, кажется, относятся к тем славянам, которые отошли перед болгарами к северу от Дуная. Здесь уже как "ветвь русских" они наряду с половцами встречаются в конце XII века. Но бродники – кочевой народ, живший и в восточной части Половецкой земли. Они были связаны с Черниговом, выступая в качестве его союзников опять-таки рядом с половцами… В качестве союзников монголов они упоминаются новгородской летописью при описании битвы на Калке».

Второе мнение – Пудалова: «На образ жизни и занятия этих "приграничников" указывает их прозвище: "бродники" – производное от "бродити", что словари русского языка объясняют как "ходить туда и сюда", "скитаться, блуждать, шататься". По роду занятий это были, вероятно, лесные охотники, профессионально владеющие оружием и привычные к длительным переходам, а потому охотно приглашаемые во вспомогательные воинские отряды (как, например, перед битвами на Липице и Калке). Редкость летописных упоминаний о бродниках – признак их немногочисленности; клятва в форме крестоцелования (после битвы на Калке) свидетельствует, что они исповедовали христианство, а значит, должны были восприниматься как "русь", даже если некоторые из них, возможно, происходили от смешанных браков».

Не исключено, что это – предки казачества. Пошли бродники и на Липицу под знаменами Георгия Всеволодовича.