Андрей Юрьевич был убит в Боголюбове в результате заговора своих приближенных в ночь на 29 июня 1174 года. Есть версия, что одной из причин недовольства князем стала его политика экспансии на восток. Во всяком случае, Ростовский свод XVI века утверждал, что Андрей был убит по наущению своей супруги, «бе бо болгарка родом и дрьжаше к нему злую мысль не про едино зло, но и просто, иже князь великим много воева съ нимь Болгарскую землю, и сына посыла, и много зла учини болгаром». Впрочем, тайна преступления до сих пор не разгадана. «Предположения о "булгарском следе", соучастии жены князя и пр. не имеют убедительного обоснования, - считает Кузнецов. - Достоверные сведения летописей донесли до нас лишь имена убийц и детали самого преступления».

Боголюбский не оставил бесспорного наследника. Хотя, казалось бы, его семейная жизнь складывалась счастливо, у него было три или четыре сына. Но Изяслав умер после первого похода на булгар, а Мстислав – вскоре после последнего. Юрий (Георгий) был еще совсем ребенком, «дитя», как назвал его летописец. Юрию Андреевичу придется скитаться по дальним краям, на время сделавшись даже грузинским царем, мужем знаменитой царицы Тамары. Правда, ему оказались не по силам грузинские застолья, местные летописи вменяли Юрию в вину пьянство и распутство. Младший – Глеб – фигура загадочная, ранним летописям он неизвестен, его имя появляется в источниках XV века, и в событиях 1170-х годов он не упоминается.

«А куда делась Андреева сила? - восклицал Погодин. - Андреева сила рассеялась вместе с его смертью, как рассеивается грозная туча, настигнутая вихрем. Ее как будто и не бывало, и все труды его пропали вместе с ним. Как наследовать из его рода было некому, так и наследовать было нечего, разве наследник или преемник, сам своей особой, сумеет сделаться тем же, чем был Андрей».

В Северо-Восточной Руси вспыхнула смута. Карамзин писал: «Неустройство, смятение господствовали в областях Суздальских. Народ, как бы обрадованный убиением Государя, везде грабил домы Посадников и Тиунов, Отроков и Мечников Княжеских; умертвил множество чиновников, предавался всякого рода неистовству, так, что Духовенство, желая восстановить тишину, прибегнуло наконец к священным обрядам: Игумены, Иереи, облаченные в ризы, ходили с образами по улицам, моля Всевышнего, чтобы он укротил мятеж. Владимирцы оплакивали Андрея, но не думали о наказании злодейства, и гнусные убийцы торжествовали». И началась междоусобная война между младшими братьями Андрея - Михалкой и Всеволодом и их племянниками - Мстиславом и Ярополком Ростиславичами.

В момент гибели Боголюбского Всеволод вместе с Михалкой находился в Чернигове у князя Святослава Всеволодовича. Они рассчитывали вновь княжить во Владимиро-Суздальской земле, но не были приняты местными боярами. Сыновья Ростислава, старшего сына Юрия Долгорукого, перехватили инициативу. Осенью 1174 года Мстислав Ростиславич сел в Ростове, а Ярополк - во Владимире. Однако княжили они недолго.

Потерпев 15 июня 1175 года поражение под Владимиром от дядей, поддержанных князем Святославом Черниговским, они бежали. Мстислав обосновался в Новгороде, а Ярополк - в Рязани. Владимирский стол занял Михалко Юрьевич, вскоре его власть признали Суздаль и Ростов. В Переяславле-Залесском он посадил брата Всеволода. Владельческая целостность Владимиро-Суздальской земли осталась нарушенной, впрочем, ненадолго.

Утвердив свою власть в Северо-Восточной Руси, братья предприняли поход против рязанского князя Глеба - союзника Ростиславичей. На реке Нерской (приток Москвы-реки) Михалка и Всеволода встретили рязанские послы, которые сообщили им о признании правителями Рязани своей вины и готовности вернуть имущество, ранее вывезенное ими в 1175 году из Владимира, в том числе Владимирскую икону Божией Матери из Успенского собора.

В начале 1176 года, по свидетельству Тверского сборника, Михалко Юрьевич направился в Городец. «Поездка владимирского князя в напряженный момент междоусобной борьбы в свой дальний восточный город, очевидно, была вызвана вескими причинами, - полагал Кучкин. - Она должна быть связана, скорее всего, с какими-то мероприятиями против булгар». И именно там, в Городце, великий князь якобы скончался. «Преставися благоверный князь велики Михалко Юрьевич въ суботу, заходящу солнцу, июня 20; положиша его у святе Богоридици».

Филатов замечал: «Известие о смерти великого князя Владимиро-Суздальской Руси Михалка Юрьевича, брата Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, в Городце (20 июня) свидетельствует о возросшем значении поволжского города в системе земель Древней Руси, глухо указывает на какие-то важные, происходившие тогда здесь события. Прах великого князя был перенесен во Владимир, где и погребен в кафедральном Успенском соборе».

Однако Пудалов сомневается, что Михалко посещал Городец. Дело в том, что «древнейшие летописные источники, где описаны передвижения Михалка, не упоминают Городец». Следовательно, появляющееся в Тверском сборнике место смерти князя Михалка («на Волзе, на Городце на Родилове») есть все основания считать позднейшей вставкой.

«Версию о том, что Михалко действительно умер в Городце, приходится признать не вполне достоверной, - считает Пудалов. - Маловероятно, чтобы князь Михаил Юрьевич, чье положение во Владимиро-Суздальской Руси оставалось весьма шатким, рискнул за столь короткий срок великого княжения (менее двух лет, с перерывом), да еще после тяжелого ранения в схватке с половцами отправиться в более или менее продолжительную поездку в удаленную от стольного Владимира волжскую твердыню. Разумеется, нельзя окончательно исключить возможность скоропостижной смерти Михалка во время поездки по территории великого княжества, с последующим переносом тела во Владимир… И все же древнерусские летописные источники не позволяют считать поездку князя в Городец состоявшейся».^.

После смерти Михалка во Владимире сел Всеволод Юрьевич, который войдет в историю как Всеволод Большое Гнездо. И как отец основателя Нижнего Новгорода Георгия Всеволодовича. И не только его. Лишь потомство Всеволода обеспечило преемственность власти от древнерусских князей к московским царям.

Всеволод Юрьевич родился 19 октября 1154 года на реке Яхроме, где был заложен его отцом Юрием Долгоруким город Дмитров. Он был младшим сыном Юрия от второго брака - с Анной Комнин, византийской царевной. «Поскольку у Всеволода имелось десять старших братьев самое большое, на что он мог рассчитывать, - быть одним из нежелательных князей, которому до конца жизни не пришлось бы даже мечтать о великом княжении».

Как справедливо замечал Погодин, «тот, кому предназначено было судьбой продолжить дело Андрея, возвеличить Владимирское княжество, утвердить средоточие будущего государства на севере, быть главой всех действующих лиц своего времени, наконец, стать прародителем славнейшей ветви Рюрикова дома, князей северных, - владимирских, суздальских, ростовских, нижегородских, тверских, московских, а через этих последних и всех царей русских, до Феодора Иоанновича включительно, - Всеволод начал свое долгое и многозначительное поприще очень несчастливо, тихо и бедно».

После обретения Юрием Долгоруким киевского стола и ухода старших братьев на княжение в южнорусские города, Всеволод еще ребенком получил Ростов. Отец умер, когда ему было два с половиной года. Во Владимиро-Суздальской земле, как мы помним, вокняжился старший брат Андрей Боголюбский – вопреки воле отца, предназначавшего этот удел своим младшим сыновьям.

Чтобы консолидировать свою власть, Андрей в 1161-м или 1162 году изгнал из своих владений вторую семью отца.

В возрасте 8 лет Всеволод - вместе с матерью и старшими братьями Мстиславом и Васильком - вынужденно отправился в Византию. «В Грецию, отчизну печальной вдовы, удалилось осиротелое и обездоленное семейство», - писал Погодин. Император Мануил I передал во владение Васильку четыре города на Дунае, а Мстиславу «волость Отскалана» (современный Ашкелон в Палестине). Всеволод, похоже, по малолетству не получил ничего. В 1168 году между Византией и Иерусалимским королевством был заключен союз для захвата Египта, и отправной точкой военного похода стал именно «Отскалан». Кампания была неудачной, и не исключено, что именно в ходе нее погибли Мстислав и Василько, известия о них прерываются.

Всеволод, получив хорошее образование и помирившись с Андреем, в пятнадцатилетнем возрасте вернулся на Русь и в 1169 году участвовал в походе Андрея Боголюбского и других русских князей на Киев, а в конце 1170 года - в разгроме половцев на Южном Буге.

В 1173 году, как мы знаем, Всеволод несколько недель княжил в Киеве, после чего поселился у князя Михалка в городе Торческ, затем в Черниговской земле. После боев с Ростиславичами, княжения в Переяславле-Залесском и смерти Михалка Всеволод Юрьевич сел на великий владимирский престол. Однако он должен был несколько лет консолидировать свою власть и восстанавливать позиции Владимиро-Суздальского княжества в борьбе с новгородцами и рязанцами.

Всеволоду сразу же пришлось выдержать серию столкновений с Ростиславичами и их союзниками. После похорон Михалка Юрьевича владимирцы торжественно целовали крест на верность новому князю Всеволоду Юрьевичу и детям его. Целовали крест и суздальцы, но Ростов Великий обратился к князю Мстиславу в Новгород: «поиде, княжи, къ намъ: Михалка Богъ поялъ на Волзе, на Городци, - а мы хочемъ тебе, а инаго не хочемъ». Вновь началась усобица.

Всеволод Юрьевич собрал владимирцев, суздальцев и часть верных ему ростовцев и вышел к Переяславлю навстречу дружине Мстислава. Была попытка решить вопрос миром, однако его послы — богатырь Добрыня Долгой и Матиаш Бутович — мир отвергли. Накануне битвы воины Всеволода, выступившие в поход, уже за Суздалем «узреша чюдную Матерь Божью Володимирскую и весь град и до основанья аки на воздусе стоящь».

Войска сошлись 27 июня 1176 года на Юрьевском поле у речки Липицы, и «бысть сеча зла». Всеволод и князь Ярослав Мстиславич, пришедший на помощь из Переяславля-Залесского, разбили и ростовскую рать, и дружину Мстислава.

В отместку князь Мстислав и Глеб Рязанский напали на Москву и сожгли ее. Собрав большое войско, Всеволод Юрьевич развернул ответные действия. 7 марта 1177 года при поддержке из Чернигова и Переяславля-Русского он нанес решающее поражение войскам Мстислава и Глеба, союзниками которых выступали половцы. Глеб и братья Мстислав и Ярополк попали в плен. Взятых в плен половцев перебили, рязанцев посадили в «поруб».

Всеволод прочно и единолично утвердился на Северо-Востоке. Он жестко расправился со своими политическими противниками. Глеб Рязанский скоро умер во владимирской тюрьме, а Ростиславичи были ослеплены (распространенная византийская практика) и отпущены. Мстислав вскоре умер, а с Ярополком Всеволоду еще придется побороться. Смутьянов бояр Кучковичей, виновных в убийстве отца, Всеволод, по преданию, в озере «истопти повеле».

Но к внешней экспансии и претензиям на общерусское влияние он приступил нескоро. В 1178 году Всеволод лишь заложил город Гледен (позже Великий Устюг) при слиянии рек Сухоны и Юги, чтобы контролировать торговые пути в Поволжье, новгородские и двинские земли и обеспечить военную защиту от булгар.

Военные действия против Волжской Булгарии Всеволод Юрьевич начал только в 1183 году.

По версии Татищева, в 1182 году «болгары волские… пришли в лодиях по Волге и берегом в области белоруские, которые около Городца, Мурома и до Резани великое разорение учинили». Поэтому состоявшийся в следующем году поход носил ответный характер.

Всеволоду было сложно самостоятельно справиться с Волжской Булгарией, пусть она и переживала тогда внутренние междоусобицы. И он организовал самый масштабный в истории поход русских князей на булгар. Помимо самого Всеволода в нем приняли участие его племянник Изяслав Глебович; князь Мстислав Давидович, сын смоленского князя Давида Ростиславича; четыре сына рязанского князя Глеба Ростиславича (Роман, Игорь, Всеволод и Владимир), а также муромский князь Владимир Юрьевич. Вместе с Всеволодом на булгар ходил и Владимир Святославич, сын князя киевского Святослава Всеволодовича, к которому Всеволод специально посылал за помощью.

Поход начался по весне «водою и полем». «Войска, суда изготовя, пошли по Оке к устью Клязьмы. И в шестый день маиа 20-го сам Всеволод со всеми князи поехал в Городец, где его войска были готовы, другие пошли по Клязьме, и все совокупясь на устье Оки,.. пошли вниз по Волге». В устье Оки готовили суда-насады. Русские полки выдвигались, похоже, двумя путями: от Ярославля по Волге (белозерский полк Всеволода) и по Клязьме и Оке, а далее вниз по Волге (как минимум, владимирские, рязанские и муромские полки). Затем продолжили наступление к Великому городу посуху. В это время белозерский полк, оставленный при ладьях, подвергся нападению булгар.

Под Великим городом к русским присоединился половецкий хан Емак. В двух сражениях булгарские рати были разгромлены (по сообщению Ипатьевской летописи, они потеряли 3,5 тысячи человек убитыми). Всеволод осадил Великий город, но трехдневный штурм ни к чему не привел, взять его не удалось.

В одной из атак был смертельно ранен племянник Всеволода князь Изяслав Глебович. Осажденные булгары предложили мир, который, кажется, и был принят. По тексту летописи можно предполагать, что именно из-за ранения Изяслава Глебовича поход не принес желаемых результатов: «Князь же Всеволодъ стоявъ около города 10 дни видевъ брата изнемагающа и Болгаре выслалися бяху к нему с миромъ, поиде опять к исадомъ и ту на исадех Богъ поя Изяслава, и вложиша и в лодью, князь же Всеволодъ възвратися в Володимерь, а коне пусти на Мордву, а Изяслава привезъше, положиша и у святое Богородици Володимери».

Возвращаясь, русское войско отошло к Исадам, а оттуда - во Владимир. Одновременно Всеволод пустил конные полки на мордовские племена, которые в то время, по всей очевидности, по-прежнему ориентировались на Булгарию.

О походе 1183 года сохранились подробные рассказы в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях, о нем знали в Новгороде Великом и в Южной Руси. «Так Всеволод Большое Гнездо начал упорную борьбу за Волжский водный путь», - писал известный нижегородский историк Валерий Павлович Макарихин.

Через два года, в 1185-м, Всеволод эту борьбу продолжил - «на сей раз без союзников. О нем в Лаврентьевской летописи сообщается: "Того же лета посла великыи князь Всеволод Гюргевичь на Болгары воеводы свое с Городьчаны, и взяша [села] многы и възвратишася с полоном"». Этот поход не имел большого размаха. Было взято несколько сел, булгарские города в летописях не упоминались.

Причем следует подчеркнуть, что центром подготовки военной операции, местом сбора и отправной точкой похода выступал Городец. В военной кампании участвовал в качестве самостоятельной единицы полк из этого города. Более того, Селезнев утверждает (он датирует поход 1186 годом), что «на этот раз войско состояло из одних городчан. Они тоже вернулись с победой. То, что Городец мог выставить собственную рать для похода, свидетельствует о многолюдности города».

В связи с походами 1183 и 1185 годов Пудалов обращает внимание на несколько обстоятельств. «Во-первых, совершенно очевидно военное значение Городца-на-Волге: это важнейший стратегический пункт на восточной границе русских земель, место сбора полков перед походом и, скорее всего, база с запасами оружия, снаряжения и продовольствия. Во-вторых, Городец находился под непосредственным управлением великого князя (через бояр-наместников и воевод): никакие местные князья-"подручники", владельцы уделов, в данных летописных сообщениях не упоминаются. Сохранение изначального статуса Городца как великокняжеского города (а не центра самостоятельного княжения) со всей очевидностью диктовалось его стратегическим значением; к тому же содержание опорной базы для наступательных действий в Среднем Поволжье вряд ли было под силу младшему князю-"подручнику". В-третьих, судя по тексту статьи под 6694 г., население Городца к этому времени представляло собой самостоятельную военную единицу: великий князь Всеволод отправляет "на Болгары" своих воевод с "Городьчаны", не посылая полков из других земель Владимиро-Суздальской Руси. Впрочем, военная сила городчан в этот период была, по-видимому, невелика, так как самостоятельно они способны были решать только ограниченные военные задачи: "взяша селы многы" (о взятии "городов", то есть укрепленных поселений, речь не идет). Отсутствие имен воевод в летописном сообщении и скромные результаты военных действий позволяют считать события 1185 г. скорее набегом, чем широкомасштабным походом».



Всеволод Юрьевич быстро набирал силу. Он вошел в историю как продолжатель строительной и культурно-просветительской деятельности своих родственников: деда, отца и брата Андрея. Под покровительством великого князя во Владимиро-Суздальской земле было составлено несколько летописных сводов, которые станут основой последующего летописания Северо-Восточной Руси, в частности Лаврентьевской и Радзивилловской летописей. Разворачивалось широкое строительство храмов и крепостных сооружений. Во Владимире с участием немецких мастеров было начато строительство собора в честь Дмитрия Солунского; перестроили и расширили построенный Андреем Боголюбским Успенский собор, пострадавший от пожара 1185 года; воздвигли новые храмы: Рождества Пресвятой Богородицы и надвратную церковь во имя Богоотцов Иакима и Анны. В Суздале русские мастера заново отстроили церковь Успения Пресвятой Богородицы. Строились Владимирский мужской монастырь, Владимирский женский Княгинин монастырь, Ярославский мужской монастырь и другие. Над образами и фресками работали византийские и русские иконописцы. Строились и обновлялись укрепления в Суздале, Владимире, Переяславле-Залесском, Москве, Дмитрове, Городце и других городах Северо-Восточной Руси.

Авторитет Всеволода вырос настолько, что его могущество было воспето в «Слове о полку Игореве», где автор, вероятно, в 1185 году посвятил выразительные строки возможностям князя. На современном русском языке они звучат так:

Великий князь Всеволод Храбрый,
Зачем ты не здесь? Отчего
Не мчишься грозой на защиту
Престола отца своего?
Ты можешь могучую Волгу
Разбрызгать по злакам полей
И вычерпать Дон необъятный
Шеломами рати своей.



Не исключено, что именно под влиянием строк «Слова» - «Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти» - Ключевский утверждал: «Подобно старшему брату, Всеволод заставил признать себя великим князем всей Русской земли и, подобно ему же, не поехал в Киев сесть на стол отца и деда. Он правил южной Русью с берегов далекой Клязьмы; в Киеве великие князья садились с его руки. Великий князь киевский чувствовал себя непрочно на этом столе, если не ходил по воле Всеволода, не был его подручником. Явилось два великих князя, старший и старейший, номинальный и действительный... В княжение Всеволода эта область приобретает решительное преобладание над всей русской землей…

Вместе с тем вскрывается другое любопытное явление: в суздальском обществе и в местных князьях обнаруживается равнодушие к Киеву, заветной мечте прежних князей, устанавливается отношение к Киевской Руси, проникнутое сострадательным пренебрежением. Это заметно было уже во Всеволоде, стало еще заметнее в его детях».

Но так ли было на самом деле? Если согласиться с мнением великого историка, то действительно можно прийти к выводу, что Всеволод был уже первым лицом в Киевской Руси и передал этот статус своему сыну Георгию Всеволодовичу. Но мнение Ключевского было явным преувеличением. Однако ясно и то, что могущество Владимиро-Суздальской земли последовательно росло, и не последнюю роль играла в этом совсем не типичная для Древней Руси относительная политическая стабильность, опиравшаяся на высокий авторитет княжеской власти.

На это обращал внимание еще Погодин: «Северная Русь со стольным городом Владимиром находилась теперь точно в том положении, в каком была Южная – Киев, при первых князьях, следовавших один за другим поодиночке, до Ярослава включительно, и потому имевших время и возможность основать, распространить и усилить свое княжество-государство. Всеволод подобно им заступил теперь, после кратковременной усобицы, один, место Юрия и Андрея, - и на сорок лет оставался один же на севере, между тем как на юге было уже до ста князей, которые все хотели есть и искали себе хлеба вместе с половцами, вырывая куски друг у друга.

Вот в чем состояла простая тайна северной силы, вот в чем состояла простая тайна владимирского преимущества перед Киевской Русью, дробившейся все мельче и мельче. Здесь случилось быть одному князю, а там число беспрестанно множилось... Казалось, что удельное расстройство прекращается, княжество его вполне готово стать государством, и он сам становится самодержцем…»

Долголетие правителей всегда было фактором, серьезно влияющим на политическую жизнь страны. В Средние века оно позволяло избежать войн и междоусобиц, которыми сопровождалась борьба за власть между наследниками усопшего князя. За исключением короткого периода смуты 1174-1176 годов, за сто с лишним лет существования Суздальского, а затем Владимиро-Суздальского княжества (с 1108 по 1212 год), в нем находились у власти лишь три правителя: Юрий Долгорукий и двое его сыновей – Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо. Но если Юрий рассматривал Суздальскую землю как базу для борьбы за киевский стол, то Андрей и Всеволод связали с нею свою жизнь. Почти тридцать шесть лет княжения Всеволода не зря называют «золотым веком» Владимиро-Суздальской Руси.

Однако при всем этом, как совершенно справедливо подчеркивал Горский, «Всеволод Юрьевич до середины 1190-х годов не претендовал на доминирующую роль на Руси: в лучшем случае его можно считать в это время одним из трех сильнейших русских князей – наряду с киевскими князьями-соправителями Святославом Всеволодовичем (из черниговских «Ольговичей») и Рюриком Ростиславичем (из смоленской ветви). В период после смерти Святослава (1194 год) Всеволода действительно можно считать самым авторитетным из русских князей; он признавался «старейшим в Володимере племени», т.е. среди потомков Мономаха (поскольку оставался тогда единственным живущим из его внуков).

Но решающего влияния на развернувшуюся в XIII веке борьбу за Киев Всеволод не оказывал. При этом в первые годы этого столетия по крайней мере не слабее его был волынский князь Роман Мстиславич (в 1199 году овладевший Галичем). Всеволод Большое Гнездо стал, правда, первым из русских князей, кого последовательно титуловали "великим князем". Но эпитет "великий" в его отношении подразумевал верховенство не на всей Руси, а в пределах Суздальской земли. Главным на Руси продолжал считаться князь киевский, имевший право именоваться "князем всея Руси" (хотя официальным титулом это определение в то время не было)».

У нас не так много объективных критериев для оценки силы, могущества и влиятельности отдельных княжеств и их руководителей. Но некоторые есть. Например, количество городских центров и крепостей, подтвержденных данными археологии. Так вот, в середине XII – начале XIII века по количеству крупных (с площадью более 1 га) укрепленных поселений Владимиро-Суздальская земля всего лишь на третьем месте – после Черниговской и Волынской земель, а по их общему числу – на седьмом, пропуская вперед еще земли Смоленскую, Киевскую, Галицкую и Переяславскую.

Украинский и российский академик Петр Петрович Толочко утверждает, что «никакого принципиально нового политического строя на Руси в XII – начале XIII вв. не образовалось. Функционировала все та же система родового владения и управления страной во главе с великими киевскими князьями и Киевом, как столицей и символом единства Русской земли. Киевское старейшинство хотя и потеряло прежнюю притягательность, все же не было окончательно устранено из политической жизни Руси, а вотчинное право не обрело четкой и нерушимой определенности. С каждой новой генерацией князей престолонаследные и владельческие принципы осложнялись и запутывались настолько, что разобраться в них не было никакой возможности».

Откуда же стереотип о доминировании Владимиро-Суздальской земли над другими княжествами? Большинство сохранившихся до нашего времени летописей создано в Московском государстве в XV-XVI веках, и основаны они на более раннем летописании Северо-Восточной Руси. Естественно, местные летописцы уделили наибольшее внимание делам своей земли и прославлению своих князей. «Высокомерный тон владимирских летописцев иногда вводил в заблуждение историков, и они считали порою, что Киев в это время совершенно заглох», - замечал Рыбаков, находивший подобные представления неправильными.

А затем для прославления владимиро-суздальских князей появилось еще больше оснований, поскольку именно они явились родоначальниками династии московских царей. Горский обращает внимание на то, что еще «в московской литературе XVI века был прямо сформулирован тезис о переходе столицы Руси из Киева во Владимир. В "Cтепенной книге царского родословия" (1560-е годы), памятнике, проводившем идею исконности самодержавной власти на Руси, прямо утверждалось, что при Андрее Боголюбском "самодержавство" перешло из Киева во Владимир, после чего киевские князья стали "подручниками" владимирских». И содержался панегирик Всеволоду, который назван «родочисленый царствия Руського наследник, истинный кореноплодитель первоначальствующим русским самодержьцем». Его правление определялось как «начало Владимерского самодерьжства».

Мнение о том, что князья Владимирские уже стояли выше всех в иерархии русских правителей XII – начала XIII веков, необоснованно. Да, они авторитетны, но их слово вовсе не имеет решающего значения для князей других русских земель. Они не княжат в Киеве не потому, что не хотят, а потому, что у них нет достаточных сил и/или потому, что старшинство в династии не у них.