20 июня 1605 года Дмитрий въехал в столицу.
«Немногие из государей бывали столь усердно приветствуемы народом, как Лжедмитрий в день своего торжественного въезда в Москву: рассказы о его мнимом, чудесном спасении, память ужасных естественных бед Годунова времени, и надежда, что Небо, возвратив престол Владимирову потомству, возвратит благоденствие России, влекли сердца в сретение юному монарху, любимцу счастья», - замечал Карамзин.
Через четыре дня был поставлен новый патриарх, грек Игнатий, одним из первых признавший самозванца. Псевдопатриарх венчал Лжедмитрия I на царство в Успенском соборе Кремля 30 июля. Более того, Лжедмитрий I по иронии судьбы оказался первым, кто короновался как «Божьей милостью император».
Народ и значительная часть элиты приняли нового самодержца. В числе присягнувших был и стольник Дмитрий Михайлович Пожарский. По городам и селениям полетели грамоты, призывавшие к крестному целованию - знаку верности новому государю. Не стал исключением и Нижний Новгород. В венчанном на царство Дмитрии видели законного правителя, волю которого надлежит исполнять.
«Известно по сохранившимся документам, что в 1605 г., в период правления Лжедмитрия I, в городе не было воевод, и правительственные распоряжения из Москвы адресовались губному старосте Андрею Бардину сыну Глядкову. Никаких признаков игнорирования или саботажа воли "царя Дмитрия Ивановича" в Нижнем Новгороде не наблюдалось», - пишут Морохин и Кузнецов.
Лжедмитрий I за время своего короткого правления оставил по себе долгую память, если считать по числу драматических и исторических произведений, ему посвященных. «На престоле московских государей он был небывалым явлением, - писал Ключевский. – …Он совершенно изменил чопорный порядок жизни старых московских государей и их тяжелое, угнетательное отношение к людям, нарушал заветные обычаи священной московской старины, не спал после обеда, не ходил в баню, со всеми обращался просто, обходительно, не по-царски. Он тотчас показал себя деятельным управителем, чуждался жестокости, сам вникал во все, каждый день бывал в Боярской думе, сам обучал ратных людей. Своим образом действий он приобрел широкую и сильную привязанность в народе, хотя в Москве кое-кто подозревал и открыто обличал его в самозванстве».
Однако не все было столь однозначно. Если Лжедмитрий и был образован и воспитан, то не на московский лад. Он не держал себя в соответствии с царским саном, не признавал традиционный церемониал, мог пешком пройтись по городу. Игнорировал он и многие православные обычаи, не усердствовал с посещением церквей, одевался в соответствии с польской модой и так же одел свою охрану, жаловал «литву», как чаще называли поляков. «От него пахло ненавистным Москве латинством и Польшей», - замечал Платонов.
Прибывшие с Лжедмитрием поляки возмущали москвичей своей наглостью, бесцеремонностью и высокомерием, открытым издевательством над российскими обычаями, над православным духовенством. В Смуту подвергнутся истязаниям и погибнут архиепископы Феоктист Тверской, Иосиф Коломенский, Сергий Смоленский, митрополит Исидор Новгородский.
Но главная причина стремительного падения Лжедмитрия была даже не в этом. В глазах правившего боярства он исполнил свою роль, когда помог убрать Годуновых. И элите уже не нужен был самозванец.
В то самое время, когда мать настоящего царевича Дмитрия инокиня Марфа, возвращенная из ссылки, признав подлинность самозванца, утверждала его на престоле, Василий Шуйский с коллегами уже ему изменил, в очередной раз сменив показания и объявив его самозванцем. Измена была раскрыта новым царем, и Шуйского с братьями отдали на суд специально собранного Земского собора. Смертный приговор, вынесенный этим собором, Лжедмитрий заменил ссылкой. Но вскоре опрометчиво вернул Шуйских и возвратил им боярство. Лжедмитрий был самоуверен: действительно, какой клеветы от каких-то бояр мог бы бояться настоящий сын Ивана Грозного, за которого выдавал себя самозванец.
В центре заговора против Лжедмитрия I и шляхтичей из его окружения окажутся князья Шуйские, Мстиславский, Голицыны, бояре Романовы, Шереметев, Татищев. На собрании заговорщиков накануне восстания Шуйский откровенно заявил, сообщал Ключевский, что «признал Лжедимитрия только для того, чтобы избавиться от Годунова. Большим боярам нужно было создать самозванца, чтобы низложить Годунова, а потом низложить и самозванца, чтобы открыть дорогу к престолу одному из своей среды. Они так и сделали».
По поводу пышной свадьбы воцарившегося в Кремле Лжедмитрия и Марины Мнишек столицу наводнила ее многочисленная польская свита, это явилось одной из причин острого недовольства москвичей, не оценивших прозелитского рвения иезуитов, воспринимавшегося как святотатство.
Конрад Буссов справедливо замечал, что Лжедмитрия погубили два порока – беспечность и тщеславие: «Беспечность приняла у него такие размеры, что он даже гневался на тех, кто говорил об измене московитов и о том, что они намереваются убить его вместе с поляками. Тщеславие ежедневно возрастало и у него, и у его царицы, оно проявлялось не только в том, что во всякой роскоши и пышности они превзошли всех других бывших царей, но он приказал даже именовать себя "царем всех царей"».
17 мая 1606 года Василий Шуйский, еще недавно исполнявший самую почетную обязанность тысяцкого на свадьбе царя Дмитрия Ивановича, направил действия толпы. Тем ранним субботним утром на Красную площадь побежали люди с криками:
- В город! В город! Город горит!
Во всех кремлевских храмах ударили в колокола. Стрелецкая охрана у ворот Кремля была сметена. Около двухсот заговорщиков, в основном – дворян, побежали к дворцу, где находились царская чета. Внутренняя охрана из эффектных немецких алебардщиков оказалась беспомощна перед людьми с саблями и ручными пищалями. Дневавший и ночевавший у царских дверей боярин Петр Басманов был убит вместе с оставшимися верными царю Дмитрию охранниками. Самозванец безуспешно искал свой меч, хранителем которого был мечник князь Михаил Васильевич Шуйский. Схватка у дверей царских покоев позволила самозванцу бежать через другой выход, крикнув в окно Марине Мнишек:
- Сердце мое, измена!
Лжедмитрий выпрыгнул из окна во двор с высоты 7-8 метров и упал, потеряв сознание.
Тем временем в Кремль уже ворвалась толпа, влекомая криками:
- Литва бояр бьет! На помощь боярам!
Лжедмитрий попал в руки стрельцов, которые привели его в чувство, облив водой. Царь умолял защитить его от изменников Шуйских, привести его на Лобное место, где он мог бы обратиться к народу, обещал пожаловать стрельцов за это дворами бояр-предателей и женить на боярских женах. Стрельцы было начали защищать Лжедмитрия от натиска заговорщиков. Но скоро отступили из-за угроз со стороны дворян перебить стрелецких жен и детей. Стрельцы «опустили свои пищали».
«Видно, так угодно было Богу, не хотевшему долее терпеть гордости и надменности этого Дмитрия, который не признавал себе равным ни одного государя в мире и почти равнял себя Богу», - заключили послы Николай Олесницкий и Александр Госевский, составившие по горячим следам донесение о госперевороте. Бояре обвинили царя в том, что он «не действительный Дмитрий, а Гришка Отрепьев». Князь Василий Голицын объявил от имени Марфы Нагой, что «она сознается и говорит, что он не ее сын, что ее сын Дмитрий действительно убит, и тело его лежит в Угличе». Лжедмитрий настаивал на своем царском происхождении.
Препирательство могло продолжаться долго, но тут свой приговор вынес дворянин Григорий Валуев. Он протиснулся через толпу и выстрелил «из-под армяка» в царя из ручной пищали. Толпа бросилась терзать мертвое тело.
«Истинный царевич» в момент сделался «расстригой» и «еретиком». Во время переворота был низвергнут патриарх Игнатий и убито от двух до трех тысяч русских и поляков. Марину Мнишек взяли под стражу и выслали в Ярославль. Сдавшихся сторонников Лжедмитрия изгнали из Москвы.
Убийство Лжедмитрия I, считал Карамзин, «имело ужасные следствия для России; могло бы иметь еще и гибельнейшие. Самовластные управы народа бывают для гражданских обществ вреднее личных несправедливостей или заблуждений государя. Мудрость целых веков нужна для утверждения власти: один час народного исступления разрушает основу ее, которая есть уважение нравственное к сану властителей. Московитяне истерзали того, кому недавно присягали в верности: горе его преемнику и народу!»