Пушкин 13 сентября приезжает в Болдино, уже зная, что его ждет. Еще в Полотняном Заводе он получил письмо от Пеньковского, датированное 22 августа. Там говорилось, что Калашников «ходит по своим любовницам и твердит, что скоро меня выживет и грозит строгим наказанием нескольких крестьян за их дерзость, как они смели на него говорить правду Рейхману о недоимке и беспорядках его правления… Всепокорнейше прошу Вашего решения, прикажите из нас кому одному в селе Болдине управлять… Старосты ходят как сонные не знают кого слушать, крестьянам нестарательным этого только и нужно - мудрено очень управлять при этаких расстройствах… Признаюсь Александр Сергеевич что очень мудрено в одном имении двум управлять».
В господском доме шла реконструкция, и Пушкин поселился в вотчинной конторе. Там он, едва сдерживая себя, общался со своими двумя управляющими, каждый из которых лил помои на другого. Скучающий Пушкин с видом эксперта внимал их спорам и аргументам, поглядывал в подсунутые бумаги, произносил глубокомысленные сентенции. «Управители меня морочили, - записал он позднее в дневник, - а я перед ними шарлатанил, и, кажется, неудачно…»
Пушкин писал супруге в Петербург 15 сентября: «Я приехал третьего дня в четверг поутру – вот как тихо ездят по губернским трактам – а я еще платил почти везде двойные прогоны. Правда, что отовсюду лошади были взяты под государя, который должен из Москвы проехать в Нижний. В деревне встретил меня первый снег, и теперь двор перед моим окошком белешенек; c'est une très aimable attention (фр. это очень любезно с его стороны. – В.Н.), однако я еще писать не принимался, и в первый раз беру перо, чтобы с тобою побеседовать. Я рад, что добрался до Болдина; кажется, менее будет мне хлопот, чем я ожидал. Написать что-нибудь мне бы очень хотелось. Не знаю, придет ли вдохновение. Здесь я нашел Безобразова (что же ты так удивилась? не твоего обожателя, а мужа моей кузины Маргаритки). Он хлопочет и хозяйничает и, вероятно, купит пол-Болдина. Ох! кабы у меня было 100 000! как бы я все это уладил; да Пугачев, мой оброчный мужичок, и половины того мне не принесет, да и то мы с тобою как раз промотаем: не так ли? Ну, нечего делать: буду жив, будут и деньги… Вот едет ко мне Безобразов – прощай». П.Р. Безобразов, супруг его двоюродной сестры Маргариты Васильевны, дочери Василия Львовича Пушкина, приехал по делам его наследства. Когда Безобразов уехал, Пушкин вновь взял перо в руку.
«Ух, насилу отвязался. Два часа сидел у меня. Оба мы хитрили – дай Бог, чтобы его перехитрил, на деле; а на словах, кажется, я его перехитрил. Вижу отселе твою недоверчивую улыбку, ты думаешь, что я подуруша и что меня опять оплетут – увидим. Приехав в Москву, кончу дело в два дня; и приеду в Петербург молодцом и обладателем села Болдина». Похоже, теперь сам Пушкин замахивался на ту половину Болдина, которая принадлежала Василию Львовичу.
Только продолжил писать письмо жене, как к Пушкину (полагаю, не без подачи Пеньковского) заявились болдинские крестьяне с челобитьем: «Государь Александр Сергеевич! Просим вас, государь, в том, что вы таперя наш господин, и мы вам с усердием нашим будем повиноваться и выполнять в точности ваши приказания, но только в том просим вас, государь, сделайте великую к нам милость, избавьте нас от нынешнего правления, прикажите выбрать нам своего начальника и прикажите ему, и мы будем все исполнять ваши приказания». В восьми пунктах длинного письма жаловались на Калашникова, который не только сам растрачивает собираемые с крестьян деньги, но и потакает назначенным им старостам и бурмистрам, крестьянам же приходится платить подушную подать не однажды; кроме того, просили перевести их на трехдневную барщину, чтобы могли свое хозяйство в порядке держать, и уменьшить количество барщинной земли.
Мужики ушли, Пушкин продолжает письмо: «Сейчас у меня были мужики, с челобитьем; и с ними принужден я хитрить, но эти наверное меня перехитрят… Хоть я сделался ужасным политиком с тех пор, как читаю «Conquêtes de l'Angleterre par les Normands» (фр. «Завоевание Англии норманнами». – В.Н.). Это что еще? Баба с просьбою. Прощай, иду ее слушать.
- Ну, женка, умора. Солдатка просит, чтобы ее сына записали в мои крестьяне, а его-де записали в < - - - >, а она его родила только 13 месяцев по отдаче мужа в рекруты. Так какой же он < - - - >? Я буду хлопотать за честь оскорбленной вдовы».
Письмо это Пушкин дописал только 17 сентября: «Теперь, вероятно, ты в Яропольце и, вероятно, уже думаешь об отъезде. С нетерпением ожидаю от тебя письма. Не забудь моего адреса: в Арзамасском уезде, в село Абрамово, оттуда в село Болдино. – Мне здесь хорошо, да скучно, а когда мне скучно, меня так и тянет к тебе, как ты жмешься ко мне, когда тебе страшно. Целую тебя и деток и благословляю вас. Писать я еще не принимался».
Пушкину, конечно, сообщили, что у Ольги Ключаревой месяцем ранее умер ребенок, и, по всей вероятности, поэт при встрече выразил ей сочувствие. Сходил он и на заснеженное болдинское кладбище, «ночлег усопших поселян».
Стихотворение он написал в том сентябре одно. После посещения болдинского кладбища. И то не дописал.