Болдинская осень
1 глава
Проект Вячеслава Никонова
"История Нижегородская"
Родное пепелище
Большое Болдино разместилось в 250 километрах на юго-восток от столицы Нижегородской области, на границе с Мордовией, на правом берегу Азанки, которая впадает в речку с интересным названием Чека. Первые жители стали обустраиваться в Болдино в первой половине XVI века среди лиственных лесов по соседству с мордовскими и татарскими поселениями. Изначальное название селища – Ель Болдино, - вероятно, татарского происхождения. Впоследствии официальное название в результате сокращения стало Еболдино. В начале XVII века источники упоминают поселение как деревню, но уже в 1619 году оно именовалось селом. И с этого времени его называли Болдино, а затем Большое Болдино.

В документе 1585 года название села и фамилия Пушкина впервые звучат вместе и становятся уже неразрывными. Евстафий Михайлович Пушкин был награжден поместьем в Болдино Арзамасского уезда в составе 120 четвертей за службу без права передачи по наследству. Воевода и окольничий, участник Лифляндского, Полоцкого, Выборгского походов войск Ивана Грозного, крупный дипломат, который успешно вел переговоры и с польским королем Стефаном Баторием, и со шведами, заключив в Тявзине «вечный мир», Евстафий Михайлович имел титул Муромского наместника.

Фортунатов замечал: «Но само Болдино и вместе с ним Пушкины упоминаются значительно раньше, такие свидетельства уходят в глубокую старину… Своими корнями поэт связан не только с вотчинным селом, но и с самим Нижним Новгородом, и с Нижегородским краем. Уже древние предки его числились в составе нижегородского дворянства или имели прямое отношение к Нижнему и к его округе». И дальше судьбы Пушкиных и нижегородского края были неразделимы. «Род Пушкиных и в других его представителях теснейшим образом связан с Нижегородским краем. Никита Михайлович, брат Евстафия Михайловича, первого владельца Болдина, в 1616 году был воеводой в Арзамасе; Федор Семенович, стольник, жалован вотчиной в Арзамасском уезде; за Степаном Гаврииловичем (брат Григория Гаврииловича Косого) — поместья в Муромском уезде».

Во время Смуты, когда полегло на поле боя или продало Отечество множество вотчинников, их земли жаловались родственникам и особо отличившимся в борьбе с польскими захватчиками и в освобождении Москвы. В списке соратников воеводы князя Дмитрия Трубецкого от 2 ноября 1612 года значился и Иван Федоров сын Пушкина, «в полку он у боярина и воеводы Ивана Мартиновича Зарутцково». Этот Пушкин, троюродный племянник Ефстафия Михайловича, и стал вотчинником Болдина. Сохранилась «грамота к воеводе и дьяку о наказании крестьян в деревне Еболдиной, данной в вотчину Ивану Пушкину, за неповиновение вотчиннику», вызванная его жалобой на непослушание крестьян. В ответ Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский из Москвы 15 ноября 1612 года направили указ арзамасскому воеводе: «И ож будет так, как нам Иван Пушкин бил челом, и вы-б, господа… крестьяном велели слушати во всем Ивана Пушкина, пашню на нево пахати и доход вотчинников платить, чем он их изоброчит. А будет которые крестьяне не учнут Ивана Пушкина слушати, а вы-б тех крестьян, выбрав лутчих человек двух или трех, велели бити кнутьем, а бив кнутьем, велели вкинути в тюрьму на неделю, а ис тюрьмы выдати их головою Ивану Пушкину… записьми в том, что им Ивана Пушкина вперед слушати во всем». В 1614 году бездетный Иван Федорович оказался в плену и погиб от рук «немецких людей».

В 1619 году «за московское осадное сидение» его брату - Федору Федоровичу Сухоруку была пожалована вотчина «в Арзамасскому <уезду> Залесскому стану, за Шатиловскими вороты, село Болдино, что было деревня Забортники, под большим мордовским черным лесом». С этого времени в родословной росписи Пушкиных значатся постоянно владения в Арзамасском уезде, к которому тогда относилось Болдино. Для Сухорука это село не стало большим территориальным приращением. Всего за ним в Алаторском, Арзамасском, Шацком и Московском уездах числилось 550 четвертей поместья и 959 четвертей вотчины. Болдинская вотчина составляла северо-западную часть заметно расширявшегося имения. К нему было присоединено Казариново (Нефедьево). В Казариновскую рощу любил ездить верхом поэт во время своего пребывания в Болдине, хотя в те дни Казариново уже не принадлежало Пушкиным. Федор Федорович владел и деревней Тимашево, которая и станет той самой Кистеневкой, где Александр Сергеевич получит 200 душ.

Федору в 1681 или 1682 году наследовал его сын Иван Федорович Пушкин, который получит прозвище Шиш, что не помешает ему стать заметной фигурой российской истории. Стольник, затем воевода и окольничий, он в малолетстве царевичей Ивана и Петра был одним из семи членов регентского Верховного правления. Иван Федорович сполна воспользовался служебным положением для приращения фонда вотчинных земель. В 1684 году он получил в поместье «по грамоте великих государей» дополнительно 200 четвертей земли. Именно этой землей и будет владеть отец нашего поэта и сам Александр Сергеевич. Шиш проводил экспансию и в других регионах России: разжился владениями в Дмитровском, Костромском, Галицком, Клинском, Коломенском и Вологодском уездах.

С 1697 года Болдиным владели два его сына (каждый по 43 двора) – Федор и Иван Ивановичи. После смерти Федора Болдино целиком досталось Ивану Пушкину, который стал стольником еще в 1683 году, а позднее сопровождал Петра I в его путешествии в Архангельск и в Рижском походе, а в 1703 году значился капитаном. Он не оставил потомства, и по его духовному завещанию от 8 марта 1719 года Болдино и другие имения, всего 1330 четвертей, унаследовал двоюродный племянник Александр Петрович Пушкин, прадед поэта.

Александр Петрович служил в лейб-гвардии Преображенском полку. Получив Болдино, он начал скупать и смежные земли. Женат был на Евдокии Ивановне Головиной, дочери генерал-кригс-комиссара Ивана Михайловича Головина. По сведениям, источником которых был и сам Александр Сергеевич, а затем подтвержденным документально, несчастная Евдокия Ивановна была зарезана собственным мужем «в припадке ревности или сумасшествия» во время родов в 1725 году. Александра Петровича арестовали, и вскоре он умер «в заточении».

Делами малолетних детей его, в том числе управлением Болдиным, одно время занимался отец убиенной Иван Михайлович Головин, прапрадед поэта и одновременно родной прапрапрадед Льва Николаевича Толстого. Таким образом, Пушкин приходился четвероюродным дядей Толстому. По этой же линии у Толстого и Пушкина был общий великий предок – Святой князь Михаил Черниговский, который предпочел мученическую смерть в Золотой Орде измене православной вере.

Следует заметить, что нижегородские корни были у Пушкина и по другим линиям. У Ольги Васильевны Пушкиной, бабки поэта, были имения в разных местах Нижегородской губернии, полученные в наследство от Чичериных и Приклонских, которые были нижегородскими помещиками, а нередко значились в самом Нижнем Новгороде городовыми дворянами. Дед поэта. Осип Абрамович Ганнибал, некоторое время жил недалеко от Нижнего - в Муроме.

По материнской линии примечателен род Ржевских, которые вели свою родословную от Рюриковичей, смоленских князей, владевших ранее Ржевом. Иван Иванович Ржевский был головой сторожевого полка в Арзамасе в начале XVII века.

В 1719 году Петр I назначил нижегородским вице-губернатором (фактически – губернатором, формальный губернатор сидел в Казани) капитана Юрия Алексеевича Ржевского. Он должен был помочь епископу Питириму в усмирении раскольников, о чем упоминает Сергей Михайлович Соловьев в восьмом томе своей «Истории России с древнейших времен». Юрий Алексеевич был стольником в царской семье, учился морскому делу в Венеции, служил в Преображенском полку.

В губернаторство Ржевского Нижний Новгород был втянут в бурную деятельность Петра I по созданию военного флота (указом императора от 30 мая 1722 года Ржевскому поручалась постройка в городе крупной судоверфи). 5 мая 1722 года Ржевский принимал в Нижнем Новгороде Петра I, который с императрицей, свитой и войском направлялся в победоносный персидский поход. Епископ Питирим и Ржевский совместно построили церковь на Благовещенской площади - в память митрополита Алексия. Правда, в 1726 году сенат отстранил Ржевского от губернаторства, обвинив в растратах и взяточничестве.

Одна и его дочерей – Сарра - около 1740 года вышла замуж за Алексея Фёдоровича Пушкина. В браке у них родилась дочь Мария, которая впоследствии стала супругой Осипа Ганнибала. Их дочь, Надежда Осиповна Ганнибал – мать Пушкина. Таким образом, Нижегородский губернатор Ржевский был его прапрадедом по материнской линии.

Но вернемся в Болдино. В 1740 году вотчина перешла ко Льву Александровичу Пушкину, деду Александра Сергеевича. Родился он в 1723, умер в 1790 году. Был в службе: с 1739 года - капрал, в 1741 году – сержант, в 1747 году - штык-юнкер, в 1749 году – подпоручик, в 1747 году – капитан, в 1759 году – майор. Остался до конца верен императору Петру III, а после его свержения и убийства провел два года в тюрьме за противодействие восшествию на престол Екатерины II. Но она же его и выпустила, и, как утверждал внук-поэт, в дальнейшем относилась с уважением. Но семья считалась опальной.

Выйдя в отставку подполковником в сентябре 1763 года, Лев Александрович жил в своих деревнях. Болдино получил в 1741 году по разделу с сестрой М.А. Ушаковой. В 1761 году за ним было 1400 душ. Лев Александрович позаботился о Болдине - благоустроил усадьбу, начал строительство господского дома, имение проносило доход. Он заложил красивейшую церковь Во имя Успения Божией Матери. Материал добывали в каменоломнях под Москвой. Так случилось, что церковь была освящена в год рождения Александра Сергеевича.

Пушкин расскажет о деде в «Начале автобиографии»: «Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась – чуть ли не моим отцом». Когда этот рассказ появился в печати, Сергей Львович выступил с решительным опровержением, защищая «священную память» своего отца. Рассказ поэта документально подтвержден быть не может: из формулярного списка дедушки явствует только, что он «за непорядочные побои находящегося у него на службе венецианца Харлампия Меркадин был под следствием, но по именному указу повелено его, Пушкина, из монаршей милости простить».

После Льва Александровича в право владения вступили его дети – Сергей и Василий. Они разделили Болдино: Василию Львовичу отошла северо-западная часть, Сергею Львовичу – юго-восточная. После смерти Петра, сына Льва Александровича от первого брака, к отцу поэта перешло также Кистенево.

«Это было золотое дно, - со знанием дела уверяла Тыркова-Вильямс, - но управляющие, пользуясь дальностью расстояния и небрежностью владельцев, довели мужиков до нищеты. Братья, Сергей и Василий Львовичи Пушкины, ни во что не вмешивались, только широко пользовались своим правом закладывать и перезакладывать в казну земли, постройки и живой инвентарь – крепостных мужиков. Ни отец, ни дядя толком не знали, кому и сколько они должны, но умудрились по нижегородским именьям задолжать более 100 тысяч рублей. У Сергея Львовича было еще 500 душ в деревне Кистеневка, в десяти верстах от Болдина. Из них-то он и выделил Александру 200 душ».

В недописанной в Болдине «Истории села Горюхино» прозрачно угадываются услышанные Пушкиным рассказы о судьбе семейных владений: «Темные предания гласят, что некогда Горюхино было село богатое и обширное, что все жители оного были зажиточны, что оброк собирался единожды в год и отсылали неведомо кому на нескольких возах… Но предки мои, владея многими другими отчинами, не обращали внимания на сию отдаленную страну. Горюхино платило малую дань и управлялось старшинами, избираемыми народом на вече, мирскою сходкою называемом…

Но в течение времени родовые владения… раздробились и пришли в упадок. Обедневшие внуки богатого деда не могли отвыкнуть от роскошных своих привычек и требовали прежнего полного дохода от имения, в десять крат уже уменьшившегося. Грозные предписания следовали одно за другим. Староста читал их на вече; старшина витийствовал, мир волновался, - а господа, вместо двойного оброку, получали лукавые отговорки и смиренные жалобы, писанные на засаленной бумаге и запечатанные грошом».

И вот 1 сентября 1830 года впервые обширные пушкинские родовые владения посетил, как окажется, самый знаменитый представитель рода. По рассказу одного из болдинских крестьян, записанному в 1860-е годы, кто-то поздно ночью с колокольчиком подъехал к барскому дому. «Наутро сказывают, что молодой барин приехал. Потом позвали нас к барскому крыльцу. Вышел он к нам, милостиво поздоровался».

Собственно село Болдино во время пребывания там Пушкина занимало немного более 220 десятин, имело 330 крестьянских дворов, где обитали 2282 жителя. А всего имение отца охватывало 500 дворов, где проживала тысяча душ, 6 тысяч десятин земли - пахотной, луговой и под лесом (если считать в сотках, то получится 655 523).

В усадьбе Александр Сергеевич обнаружил одноэтажный господский дом, перед ним – пруд, рядом – конюшня, баня, вотчинная контора. Неподалеку каменная церковь Успения с зелеными куполами и белой колокольней.

А.И. Звездин, посетивший те места спустя несколько десятилетий после Пушкина и встретившийся со столетними стариками, еще помнившими своего барина, написал книгу «О болдинском имении А.С. Пушкина», вышедшую в Нижнем Новгороде в 1912 году: «Село Большое, или Базарное Болдино, при речке Азане или Сазанке, находится на северной полосе Лукояновского уезда, в юго-восточном углу Нижегородской губернии. Оно расположено на пригорке, с пологим скатом по направлению к соседнему селу Ларионову. Избы, как и в большинстве селений этой полосы, крыты соломой, и само село, благодаря этому, имеет вид бедной глухой деревушки. На горе, среди села, широкая площадь, на которой живописно выделяется помещичья усадьба, вся в зелени, обнесенная красивою оградой; рядом с усадьбой высится церковь. Против усадьбы – волостное правление, а за ним, замыкая площадь, тянутся крестьянские избы. Верхнюю часть села можно считать старейшим жилищным пунктом Болдина вместе с примыкающими к ней по склону базарною площадью и улицей. Вокруг Болдина местность степная, безлесная, встречаются лишь небольшие рощицы из дубняка и осинника…

Старый барский дом, в котором жил Пушкин, по преданию старожилов, находился на том же месте, где и теперь стоит господская усадьба… Это был небольшой одноэтажный дом, с деревянной крышей, с черным двором и службами, обнесенный мелким дубовым частоколом. Кругом дома был пустырь: ни цветников, ни сада; невдалеке от дома находился только небольшой пруд… Из окон дома открывался унылый вид на крестьянские соломенные крыши… Все население села Болдина – русское, православного вероисповедания; занимались хлебопашеством. Почва здесь черноземная и отчасти суглинок. Кроме хлебопашества, жители Болдина занимались приготовлением черного поташа из золы сорных трав и соломы (до 20 домов). Главный промысел болдинских крестьян был санный. Зимой почти все село работало крестьянские сани.

Во владении С.Л. Пушкина в Нижегородской губернии к 1830 году состояло сельцо Кистенево, где было 476 душ, и половина села Болдина в 564 души; другая половина Болдина находилась во владении брата его, Василия Львовича.

Сельцо Кистенево (Темяшево тож), соседнее с Болдиным, в пограничном Сергачском уезде, при р. Чеке, впадающей в Пьяну, расположено улицами, которые носили особые названия: Самодуровка, Кривулица, Стрелецкая и Бунтовка. Уже наружный вид жилых построек ясно говорил постороннему взору, что кистеневские крестьяне жили в большой нужде… Кистенево показано как часть прихода с. Болдина. Вероятно, оно было выселено сюда "по господскому велению" за самодурство и бунты; недаром улицы Кистинева получили столь характерные наименования, как Самодуровка и Бунтовка… Все население Кистенева, как и в Болдине, было русское, православное; кроме хлебопашества, крестьяне были заняты выделкою рогож. Весною значительная часть уходила на Волгу в бурлаки, в Оренбургские степи гуртовщиками и в Самарскую – жать пшеницу».

«В Кистеневке был небольшой господский дом, в котором жил Александр Сергеевич Пушкин, когда приезжал сюда на охоту из Болдина в 1830 году», - говорилось в материалах статистической комиссии 1853 года.

Дворянский заседатель Трескин в 1836 году записал: «Сельцо Кистенево состоит от губернского города Нижнего в 180, от уездного Сергача в 55, от московской дороги, пролегающей в Симбирск, в 7, от судоходной реки Волги в 135 верстах, описанные крестьяне занимаются хлебопашеством, тканием рогож и вольною работою, в оной деревне владеют описные крестьяне землею чересполосно с крестьянами г. Александр Сергеевича Пушкина… В сказанном сельце Кистеневе у чиновника 5-го класса Сергея Львовича Пушкина и сына его Александра Сергеевича Пушкина кроме их других владельцев земли в оном сельце ни в особенном, ни в чересполосном владении не имеется».

О том, сохранился ли болдинский дом до наших дней или современный дом-музей – новострой, до сих пор ведутся споры. В нижегородском исследовании 1951 года читаем: «Дом, в котором жил Пушкин в Болдине, не сохранился до нашего времени. По свидетельству племянника Пушкина, барский дом, существующий и ныне, был построен в 1846 году. Не было во время пребывания здесь поэта и пышно разросшегося теперь парка с его сквозными аллеями из берез, акаций и лип. Лишь густые серебристые ивы склонялись тогда над прудами, "раздольем уток молодых". Отец Пушкина здесь никогда не жил, приезжал сюда лишь два раза (в 1825 и 1836 годах) на самое короткое время… Не сохранилась в окрестностях Болдина и Кистеневская роща, любимое, по устным преданиям, место прогулок поэта. Роща «Лучник» была все вырублена, но на этом месте успел вырасти густой, разнообразных по своим породам молодой лес».

Но другие исследователи уверяют, что в 1846 году престарелому и разорившемуся Сергею Львовичу Пушкину было точно не до перестройки дома в Болдино, и сейчас мы имеем возможность войти в тот самый дом, где творил чудеса Александр Сергеевич.

Усадьба, когда в нее заселился Пушкин, была запущенной. Дом, давно нежилой, стоял неубранный, полупустой. В одиннадцати комнатах, по которым прошелся новый хозяин, из мебели насчитывалось 24 стула, 6 кресел, четыре стола и диван. «Все настолько плохонькое, что дом со всей обстановкой был оценен в 5 тысяч. Зато кругом на нескольких десятинах раскинулся сад, через который тянулась длинная липовая аллея. В конце ее стояла полюбившаяся Пушкину скамейка».

Болдино мало чем напоминало Михайловское с его озерами, холмами и зеркальной Соротью. Перед взором, как вскоре напишет Пушкин,
…избушек ряд убогой,
За ними чернозем, равнины скат отлогой,
Над ними серых туч густая полоса,
Где нивы светлые? Где темные леса,
Где речка?

Александр Сергеевич Пушкин
Сначала – дела. Первым делом - 4-6 сентября - «с помощью писаря П.А. Киреева Пушкин составляет просьбу в Сергачский уездный суд о разрешении вступить во владение двумя сотнями крепостных душ; все хлопоты по оформлению он поручает П. Кирееву». Отголоски бюрократического опыта в «Истории села Горюхина»: «Около трех недель прошло для меня в хлопотах всякого роду – я возился с заседателями, предводителями и всевозможными губернскими чиновниками».

Пушкину нужно было оформить вступление во владение и тут же заложить полученную собственность, получив необходимые для свадьбы деньги. В Центральном архиве Нижегородской области сохранились три автографа Пушкина, связанные с его первым визитом в Болдино. Это подпись под вводным листом на владение Кистеневом и две подписи на «верющих» письмах (как называли тогда доверенности). Обычно за владельцев имений хлопотали по процедуре залога их доверенные лица. Чаще всего это были управляющие или грамотные дворовые. «Пушкин хлопоты о залоге Кистенева поручил писарю болдинской вотчинной конторы Петру Александровичу Кирееву. Заверять доверенности, как и сейчас, полагалось лично, для чего Пушкин дважды ездил в Сергач в уездный суд. Первая доверенность написана 19 сентября 1830 года, вторая - 4 октября того же года».

Кистеневские крестьяне тут же пожаловались Пушкину на управляющего, как только поэт объявился в родовом гнезде. «Государь Александр Сергеевич, Просим вас государь в том что вы таперя наш господин, и мы вам с усердием нашим будем повиноваться, и выполнять в точности ваши приказания, но только в том просим вас государь, зделайте великую с нами милость, избавьте нас от нынешнего правления, и прикажите выбрать нам своего начальника, и прикажите ему, и мы будем все исполнять ваши приказания». Ясно, что не от хорошей жизни.

«Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляют деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, не понимая строгой необходимости и предпочитая зло неизвестности и загадочное непривычному своему стеснению. Мятежи вспыхивают то здесь, то там.

Я занялся своими делами, перечитывая Кольриджа, сочиняя сказки и не ездя по соседям».

Пока проворачивался бюрократический механизм, а люди в Нижегородской губернии переходили на столь нам знакомый режим самоизоляции, Пушкин приступил к творческой деятельности.
Made on
Tilda