Пушкину поначалу было слегка не до стихов не только из-за прозы «Пугачева», но и потому что сразу на него навалились хозяйственные дела и напомнили о себе Калашниковы.

С Ольгой Калашниковой с момента их прежней встречи в 1830 году происходили разные превращения. Выяснилось, что в конце того холерного года в Лукоянов из Нижнего Новгорода переехал некто Павел Степанович Ключарев, дворянин, вдовец, имевший семилетнего сына. Ему было около тридцати пяти, служил он дворянским заседателем земского суда и числил за собой душ 30 крестьян в Горбатовском уезде. Михайла Калашников начал хлопотать о замужестве Ольги с титулярным советником (чин выше, чем в тот момент у Пушкина).

Ключарев был не против, но бракосочетанию препятствовало все еще крепостное состояние невесты: ее «отпускная», составленная Пушкиным в его первый приезд в Болдино, так и не вернулась назад, заверенная матерью поэта, которой формально принадлежали Калашниковы. Те решились напомнить Александру Сергеевичу об обещанной «милости», отписав 17 мая 1831 года в Москву.

Письмо было написано «писарской рукой». Начало надиктовал Михайла, вторую половину сама Ольга, и вот о чем она просила: «Милостивый государь Александр Сергеевич.

Осмеливаюсь вас утруждать и просить моею нижайшей прозбою. Так как вы всегда обещались свою сделать нам милость всему нашему семейству, то и прошу вас милостивый государь не оставить зделать милость брату Василью просить матушку. Я в надежде на вас, что вы – все моите зделать и упросить матушку свою за что все прольем перед Вышним теплые молитвы; - я о себе вас утруждаю естли милость ваша, засвидетельствовать ее вашей милости небольшова стоит, а для меня очень великого составляит, вы можете упросить матушку; нашу всю семью к себе и тогда зделаите свою великую милость за что вас и Бог наградит как в здешней жизни, равно и в будущей. Не оставьте милостивый государь, явите милость свою вашим нижайшим рабам вашей милости известно что ваша матушка не очень брата любит, то вы можите все зделать не оставьте батюшка вашу нижайшую рабу всегда вас почитающею и преданнейшую к вам! Ольгу Калашникову». Заодно она просила его взять к себе от Надежды Осиповны любезного брата Василия Калашникова, а еще лучше все их семейство.

В конце лета 1831 года 27-летний Василий станет дворецким у Пушкина. И уже в декабре в письме жене он выражал свое недовольство Василием, а Нащокину сообщал, что брат Ольги до чужого добра не охоч, но за ним «блохи другого роду» - по части женского пола. В начале 1832 года Василий Калашников женился на гончаровской девке Малашке Семеновой.

Письмо от Михайлы и Ольги Калашниковых в Москве не нашло Пушкина, он ознакомился с его содержимым, когда вопрос уже и так разрешился. 25 мая 1831 года в Лукояновскую почтовую контру доставили из Москвы пакет на имя Михайлы Калашникова, внутри было отпускная его дочери, засвидетельствованная советницей Надеждой Пушкиной. «За этим последовало рассмотрение "Дела № 2756 о представлении отпускной отпущенницы Пушкина дворовой девки Ольги Михайловой Калашниковой" 2 июня 1831 года в Лукояновском уездном суде». Скорое и положительное решение было обеспечено служебным положением жениха. Ольга в 26 лет стала вольноотпущенной, и путь к бракосочетанию был открыт. Венчание произошло 18 октября 1831 года в болдинском Успенском храме, и молодые отбыли в город Лукоянов, к супругу.

Обрести счастье в супружеской жизни Ольге было не суждено. Быстро выяснилось, что никакого собственного имения у Ключарева не было. Он обладал 29 десятинами в селе Новинки Горбатовского уезда на пару со своим братом Александром, оброчные души были давно заложены и перезаложены, проценты по закладной в ломбард никогда не вносились. «Дочь толки тем несчастлива что ничего нет у него что было все описано то теперь при должности живут кое как и без должности хотя по меру ходи», - жаловался Михайла Калашников в письме Пушкину от 15 марта 1832 года. Еще хуже было другое: Ключарев оказался алкоголиком. Вскоре он бросил службу, приносившую хоть какие-то деньги, и семейство переселилось из Лукоянова в Болдино, на хлеба Михайлы.

В январе 1833 года Ольга уже из Болдина шлет Пушкину письмо с просьбой о денежной помощи. В ответном, до нас не дошедшем письме Пушкин, очевидно, интересовался ее мужем, обещал осенью приехать и шутливо отмечал «кудрявый», канцелярски витиеватый стиль ее письма. Ответ Калашниковой был написан рукой сельского писаря (сама она была неграмотна). Она жаловалась на нелегкую долю, на мужа, который «первый пьяница и самой развратной жизни человек», умоляла помочь в ее «горестной жизни». В конце письма – о стиле: «О письмах Вы изволите писать, то оные писал мне мой муж, и не понимаю, что значит кудрявые».

Тархова сухо зафиксировала: «Вскоре после своего приезда в деревню Пушкин видится с Ольгой Ключаревой (Калашниковой). Весьма вероятно, что при встрече он вручил ей некую сумму денег (два месяца спустя после отъезда поэта О.М. Ключарева купила на свое имя дом в Лукоянове). После этой встречи Ольга Ключарева больше не обращалась к Пушкину за помощью».

Филин предлагает расширенную версию их общения. «В первые дни месяца он, полагаем, побывал на сельском кладбище; провел деловые и нравоучительные беседы с Михайлой Калашниковым; свиделся и с его дочерью… Короткая аудиенция с привкусом мелодрамы прошла, скорее всего, вполне пристойно. Коллежская советница Ольга Ключарева (намедни похоронившая второго ребенка и снова бывшая в обременении) получила от коллежского советника Александра Пушкина… солидную пачку ассигнаций… Перед отъездом в путешествие Александр Пушкин взял взаймы у петербургского книготорговца И.Т. Лисенкова три тысячи рублей. Вероятно, Ольге поэт отдал значительную часть именно этих денег. К ним он мог добавить и 500 оброчных рублей, полученных по приезде в село от Михайлы Калашникова… Взамен поэт, похоже, обязал ее прекратить почтовые сношения… В дальнейшем Ольга к Пушкину уже не обращалась – так обычно сообщается во всевозможных комментариях. Точнее, на наш взгляд, говорить о том, что поэт больше не получал писем непосредственно от Ключаревой».

Трудно сказать, как прошла встреча, но четырнадцатого октября, прервавшись в «Истории Пугачева», Пушкин написал «Сказку о рыбаке и рыбке». Филин уверен: «Публика читала и не подозревала, что эта небывальщина имеет отношение к частной жизни именитого сочинителя». Литературным источником считается "Сказка о рыбаке и его жене" из сборника братьев Гримм "Детские и семейные сказки", который был напечатан в 1812-1814 годах. Сходство есть, но больше различий, которые касались не только русского национального колорита. Пушкин дал в руки старику иную рыболовную снасть, превратил камбалу в золотую рыбку, полностью убрал лишнего заколдованного принца. Существует также мнение, что сюжет сказки подсказал Даль, когда они общались в Оренбурге. Поэт даже пошлет Далю экземпляр "Сказки о рыбаке и рыбке" с надписью: "Твоя от твоих. Сказочнику казаку Луганскому сказочник Александр Пушкин"».

Как бы то ни было, но прежних романтических Эды или Русалки больше нет.

Сказка у всех в памяти. Не все знают, что в черновой рукописи у Пушкина был один сюжетный поворот, так и не ставший достоянием широкого читателя. Он случился после того, как старуха уже стала царицей и мечтала о новых карьерных высотах.

Рыбка беспрекословно выполнила и это пожелание.

И уже в таком виде старуха решила стать владычицей морской, чтобы золотая рыбка была у нее на посылках. Почему Пушкин опустил эту занимательную страницу в биографии старухи, он не пояснил. Очевидно, предвидел цензурные, международные и межконфессиональные осложнения.

Октябрьские заметки Пушкина показывают, что одновременно с Пугачевым и золотой рыбкой он обдумывал и другие сюжеты, делал автобиографические записки, черновые наброски стихотворений. В одну из тетрадей Пушкин переписывает народные песни, в том числе собранные во время поездки по пугачевским местам.

Где-то в эти же дни – мимоходом – пришедшие на ум строки. Явно, болдинская зарисовка:

Тут же вспомнилась просьба композитора Михаила Юрьевича Виельгорского написать ему песню главной героини для оперы «Цыганы». Опера останется незаконченной, а песня зазвучит:

Девятнадцатого октября - в день лицейской годовщины – у Пушкина в Болдине начинает рождаться «Осень». Пожалуй, для каждого из нас - поэтический символ этого времени года. Седьмую строфу («Унылая пора! очей очарованье…») мы заучили в школе как отдельное произведение. Для Пушкина – это еще и гимн тому времени года, когда его посещала муза. И гимн болдинской осени. Стихотворение написано октавами, как и «Домик в Коломне», только ямб на этот раз не пяти-, а шестистопный, монументальный.

Приходят письма от Владимира Федоровича Одоевского и Соболевского. Одоевский напоминал о весенних планах издать вместе с Гоголем альманах «Тройчатка, или Альманах в три этажа», для которого Пушкину (Белкину) предлагается «погреб», Одоевскому – «гостиная», Гоголю – «чердак». Соболевский делился планами издать альманах «Северные цветы» и просил у Пушкина стихов и прозы для него.



Пришло письмо от жены, датированное 4 октября. 21-го Пушкин отвечает: «Получил сегодня письмо твое от 4-го октября и сердечно тебя благодарю… Радуюсь, что ты не брюхата и что ничто не помешает тебе отличаться на нынешних балах… Кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности – не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему. Охота тебя, женка, соперничать с графиней Сологуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Шереметев стал оттягивать кистеневских моих мужиков. Кто же еще за тобой ухаживает, кроме Огарева? Пришли мне список по азбучному порядку. Да напиши мне также, где ты бываешь и что Карамзины, Мещерская и Вяземские.

Вообрази, что прошлое воскресенье вместо письма от тебя получил я письмо от Соболевского, которому нужны деньги для pâtés de foie gras (фр. паштетов из гусиной печенки. – В.Н.) и который для того затевает альманах. Ты понимаешь, как письмо его и просьбы о стихах (что я говорю, просьбы, приказания, подряды на заказ) рассердили меня…

О себе тебе скажу, что я работаю лениво, через пень-колоду валю. Все эти дни голова болела, хандра грызла меня; нынче легче. Начал многое, но ни к чему нет охоты; Бог знает, что со мною делается. Старам стала, и умом плохам. Приеду оживиться твоею молодистию, мой ангел. Но не жди меня прежде конца ноября; не хочу к тебе с пустыми руками явиться, взялся за гуж, не скажу, что не дюж». Едва было отправлено это письмо, как наступил перелом в настроении. В четыре дня 24-27 октября Пушкин написал поэму «Анджело», а затем за три - «Медного всадника».