Из Нижнего Новгорода Пушкин едет по Большому Московскому тракту - вдоль правого берега Волги через Чугуны, Васильсурск, Чебоксары, Тюрлему, Свияжск, Васильево. Проехав за двое суток 383 c половиной версты, вечером 5 сентября Пушкин почти в темноте въезжал в Казань. 8 сентября он писал Наталье в Петербург: «Я в Казани с пятого и до сих пор не имел время тебе написать слово. Сейчас еду в Симбирск, где надеюсь найти от тебя письмо. Здесь я возился со стариками, современниками моего героя; объезжая окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону. Погода стоит прекрасная, чтоб не сглазить только. Надеюсь до дождя объехать все, что предполагал видеть, и в конце сентября быть в деревне».

В субботу 9 сентября Пушкин засветло приехал в Симбирск, остановился в гостинице и в тот же вечер нанес визит гражданскому губернатору Александру Михайловичу Загряжскому, дальнему родственнику Гончаровых. Поэт был приглашен к губернатору на вечер и на следующий день к обеду. Решив повидаться с Николаем Михайловичем Языковым, Пушкин поехал в одноименное село Языково, расположенное в 65 верстах от Симбирска. Приехал туда под вечер, но застал там только старшего брата своего друга, Петра Михайловича.

12 сентября Наталье: «Пишу тебе из деревни поэта Языкова, к которому заехал и не нашел дома. Третьего дня прибыл я в Симбирск и от Загряжского принял от тебя письмо… Я путешествую, кажется, с пользою, но еще не на месте и ничего не написал. Я сплю и вижу приехать в Болдино и там запереться… Сегодня еду в Симбирск, отобедаю у губернатора и к вечеру отправлюсь в Оренбург, последняя цель моего путешествия.

Здесь я нашел старшего брата Языкова, человека чрезвычайно замечательного и которого готов я полюбить, как люблю Плетнева или Нащокина… Пиши мне в Болдино».

Вырваться из Симбирска оказалось не так просто. 14 сентября Пушкин оттуда сообщал жене: «Опять я в Симбирске. Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт его побери, дорого бы дал я, чтобы его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей – гляжу, нет ямщиков – один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой…»

Добрался Пушкин до Оренбурга только 18 сентября. Остановился на загородной даче военного губернатора, генерал-адъютанта графа Василия Алексеевича Перовского, старого своего петербургского знакомого, в версте от северных Сакмарских ворот города. Письмо супруге 19 сентября: «Я здесь со вчерашнего дня. Насилу доехал, дорога прескучная, погода холодная, завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дни три – и отправляюсь в деревню через Саратов и Пензу…

Кабы не стыдно было, воротился бы прямо к тебе, ни строчки не написав. Да нельзя, мой ангел. Взялся за гуж, не говори, что не дюж – то есть: уехал писать, так пиши же роман за романом, поэму за поэмой. Я уж чувствую, что дурь на меня находит, - я и в коляске сочиняю, что же будет в постеле?»

Пушкин уже предвкушал, как он будет возлежать и творить в Болдине.

У Перовского произошла встреча Пушкина с чиновником особых поручений при губернаторе Владимиром Ивановичем Далем, уже успевшим вступить и на литературную стезю. Даль и вызвался ознакомить Пушкина со всеми «пугачевскими» достопримечательностями. «В Оренбурге они сдружились, - рассказывала Тыркова. - Оба внимательно прислушивались к голосам сказительниц, которые в устном предании хранили и подлинную историю, и творимые легенды. Даль уже собирал материалы для своего знаменитого словаря… Они вместе объезжали окрестности, осматривали места, связанные с осадой Оренбурга Пугачевым, ездили в пригородный поселок Бреды, где был главный штаб Пугачева, откуда он командовал своей ордой, где пьянствовал, бесчинствовал, зверствовал. Даль разыскал современников Пугачева. Некоторые из них очень чтили память самозванца. Пушкин в примечаниях передает: "Грех сказать, - говорила мне 80-летняя казачка, - на него мы не жалуемся, он нам зла не сделал".

Пушкин спросил казака, Дмитрия Пьянова, отец которого был сподвижником мятежника: "Расскажи, как Пугачев был у тебя посаженым отцом. – Он для тебя Пугач, - сердито ответил мне старик, - а для меня он был Великий Государь Петр Федорович. – Когда я упомянул об его скотской жестокости, старики оправдывали его, говоря: не его воля была, наши пьяницы его мутили"».

В Бредах старая казачка Бунтова водила Пушкина в избу - «золотые палаты» Пугачева, рассказывала о взятии им крепости Нижне-Озерной и пела песни о Пугачеве.

Интересным собеседником был и сам Даль. Энергичный собиратель народного творчества, он год тому назад издал под псевдонимом Казака Луганского сборник русских сказок, от которых Пушкин был в восхищении. Целый вечер 19 сентября Пушкин провел в его кабинете. Даль делился с ним накопленными наблюдениями о народном и поэтическом эпосе, о местных говорах, передавал любопытные сюжеты сказок.

Утром 20 сентября Пушкина разбудил смех хозяина. Это Перовский получил письмо от нижегородского губернатора Бутурлина и хохотал, читая его: «У нас недавно проезжал Пушкин. Я, зная, кто он, обласкал его, но должно признаться, никак не верю, чтобы он разъезжал за документами об Пугачевском бунте; должно быть, ему дано тайное поручение собирать сведения о неисправностях».

Пушкин тоже повеселился, когда Перовский показал ему письмо Бутурлина. Он расскажет эту историю Гоголю, который ее использует для «Ревизора». По словам Анненкова, «Пушкин не совсем охотно уступал ему свое достояние». В кругу домашних Пушкин говорил, смеясь: «С этим хохлом надо быть осторожным; он обирает меня так, что и кричать нельзя». Гроссман писал: «Так возник замысел веселой комедии о растерянной провинциальной администрации, введенной вскоре Гоголем в мировой репертуар». Идея «Ревизора», как выясняется, тоже имеет почти прямое отношение к Нижнему Новгороду.

Перовский написал Бутурлину ответ: «Пушкин останавливался в моем доме. Я тем лучше могу удостоверить, что поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий».

Ну а Пушкин в 10 утра вместе с Далем отправился Большой Уральской дорогой в не запланированное первоначально путешествие в Уральск, как Екатерина Великая переименовала Яицкий городок, откуда пошло пугачевское восстание. В Уральске все прошло, как нельзя лучше. Как сообщит Пушкин жене, «тамошний атаман и казаки приняли меня славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, наперерыв давали мне все известия, в который имел нужду, и накормили меня свежей икрой, при мне изготовленной. При выезде моем (23 сентября) вечером пошел дождь, первый по моем выезде. Надобно тебе знать, что нынешний год была всеобщая засуха и что Бог угодил на одного меня, уготовя мне везде прекраснейшую дорогу. На возвратный же путь послал он мне этот дождь и через полчаса сделал дорогу непроходимой. Того мало: выпал снег, и я обновил зимний путь, проехав верст 50 на санях».

Из Уральска Пушкин двинулся в Болдино 23 сентября и пробыл в пути больше недели. Маршрут до Симбирска точно не известен. Скорее всего, из-за испортившейся погоды, Пушкин избрал самый короткий путь, отказавшись от первоначального плана ехать через Саратов в Пензу, чтобы посетить и другие места, которые были охвачены пугачевским мятежом. Наиболее вероятным считается маршрут по Большому Сызранскому проселочному тракту на Переметный Умет, Овсяный Гай, затем на Сызрань, Симбирск, Карлинскую, Ардатов и Абрамово - всего 690 верст.

Два дня - 29 и 30 сентября - поэт провел у Языковых. «Проезжая мимо Языкова, я к нему заехал, застал всех трех братьев, отобедал с ними очень весело, ночевал и отправился сюда», - поведает Пушкин Наталье. Николай Языков напишет 3 сентября Погодину: «У нас был Пушкин – с Яика – собирал-де сказания о Пугачеве… собирается сбирать плоды с поля, на коем он ни зерна не посеял – писать историю Петра, Екатерины I-ой и далее вплоть до Павла первого (между нами)». А вот из письма Александра Языкова сестрам: «Пушкин заезжал к В. (Весселем называли в семье Николая Языкова. – В.Н.) из Оренбурга и Уральска, прожил у нас два дня почти, рассказывал много литературных новостей; в обществе он очень забавен, и время с ним мы провели весело; зимой обещал быть в Симбирске, он просидит до января в Нижегородской деревне близ Абрамова». В Языково-Богородском Ульяновской области и сейчас растет посаженная им ель, прозванная «Пушкинской».

А Пушкин уже летел в Болдино, где до января он не высидит.

Вторая Болдинская осень началась в воскресенье 1 октября 1833 года, когда Пушкин неожиданно появился в своем имении. Михайло Калашников информировал Сергея Львовича Пушкина: «При сем уведомляю Вашу Милость, что Александр Сергеевич изволил приехать 1-го октября нечаянно».

Пушкин 2 октября писал супруге: «Милый друг мой, я в Болдине со вчерашнего дня – думал здесь найти от тебя письмо, но не нашел ни одного. Что с вами? здорова ли ты? здоровы ли дети? Сердце замирает, как подумаешь. Подъезжая к Болдину, у меня были самые мрачные предчувствия, так что, не нашед о тебе никакого известия, я почти обрадовался – так боялся я недоброй вести. Нет, мой друг: плохо путешествовать женатому; то ли дело холостому! ни о чем не думаешь, ни о какой смерти не печалишься. Последнее письмо мое должна ты была получить из Оренбурга…

Въехав в границы болдинские, встретил я попов и так же озлился на них, как на симбирского зайца. Недаром все эти встречи. Смотри, женка. Того и гляди избалуешься без меня, забудешь меня – искокетничаешься. Одна надежда на Бога да на тетку. Авось сохранят тебя от искушений рассеянности. Честь имею донести, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорожденный младенец. Дорогою волочился я за одними 70- и 80-летними старухами – а на молоденьких < - - - > шестидесятилетних и не глядел… Теперь надеюсь многое привести в порядок, многое написать и потом к тебе с добычею».

Насколько откровенен был поэт? Уже в Болдино он напишет стихотворение, которое пометит в беловом автографе: «1833, дорога, сентябрь».

Счастливую обладательницу ножек поколения пушкинистов идентифицировать так и не смогли.