Пушкин остановился в номерах купца Д.Г. Деулина на главной площади города – Благовещенской. Гостиница Деулина не сохранилась, и специалисты спорят о точном месте ее расположения.

Александр Алексеевич Еремин, нижегородец, который заведовал кафедрой русской литературы в Молотовском университете (Пермь), в вышедшей в 1951 году книге «Пушкин в Нижегородском крае» писал: «По утверждению нижегородских старожилов, он остановился в номерах Дивулина, находившихся на Благовещенской площади (теперь площади Минина) и считавшихся лучшими в городе. Литератор Н. Граве в статье «Памяти А.С. Пушкина» (1887) пояснял, что номера Дивулина – это «ныне дом Стогова, номера Грачева»; по списку домовладений в Нижнем Новгороде на 1884 год видно, что дом Стогова находился напротив Георгиевской башни, на углу Верхне-Волжской набережной (ныне набережная им. Жданова) и Благовещенской площади (теперь площадь Минина). Следовательно, номера, в которых, очевидно, останавливался Пушкин, находились на месте нынешнего Медицинского института им. С.М. Кирова».

А вот сотрудница Центрального архива Нижегородской области Л.В. Абросимова утверждает, что гостиница Деулина находилась на современной площади Минина и Пожарского в районе зданий школы № 1, бывшего Нижегородского райкома КПСС (ныне хоровая капелла мальчиков им. Л. Сивухина) и исторического факультета ННГУ.

Для начала Пушкин отправился в баню – привести себя в порядок после путешествия. Вернувшись в номер, написал письмо супруге: «Перед отъездом из Москвы я не успел тебе писать. Нащокин провожал меня шампанским, жженкой и молитвами. Каретник насилу выдал мне коляску; нет мне счастия с каретниками. Дорога хороша, но под Москвою нет лошадей, я повсюду ждал несколько часов и насилу дотащился до Нижнего сегодня, то есть в пятые сутки. Успел только съездить в баню, а об городе скажу только тебе les rues sont large et bien pavées, les maisons sont bien baties (фр. улицы широкие и мощеные, дома построены основательно. – В.Н.). Еду на ярманку, которая свои последние штуки показывает, а завтра отправляюсь в Казань.

Мой ангел, кажется, я глупо сделал, что оставил тебя и начал опять кочевую жизнь… Пугачев не стоит этого. Того и гляди, я на него плюну – и явлюсь к тебе».

После этого Пушкин отправился нанести визит нижегородскому губернатору, боевому генерал-лейтенанту Михаилу Петровичу Бутурлину. Засвидетельствовав свое почтение и получив приглашение на завтра у него отобедать, Пушкин отправился знакомиться с городом.

О том, как прошло знакомство, сам он оставил довольно скупые строки письма жене. Тархова, воссоздавшая жизнь Пушкина день за днем, сухо сообщает: «Он осмотрел Нижегородский кремль, дважды был на Ивановском спуске, где в 1611 году к жителям города обращался Козьма Минин, видел памятник Минину и Пожарскому, Спасо-Преображенский собор, гробницу Минина, Успенский военный собор. Побывал на Макарьевской ярмарке, близившейся к закрытию».

Нижегородские исследователи попробовали более детально реконструировать весь маршрут Пушкина. Еремин представлял его так: «B эти дни стояла прекрасная сухая погода, приводившая поэта в восхищение. «Что у нас за погода! – пишет он из Нижнего, – дни жаркие, с утра маленькие морозы – роскошь! так ли у вас?»

День 2 сентября был ясным и солнечным. Перед Пушкиным развернулась картина города, раскинувшегося по высокому горному берегу над Волгой и Окой. Пушкин имел достаточно времени, чтобы ознакомиться с городом. Улицы, по которым пришлось ему проходить, произвели на него благоприятное впечатление… В городе тогда уже были здания, и в самом деле построенные основательно: на Благовещенской площади возвышалось монументальное, украшенное дорической колоннадой здание духовной семинарии, на Большой Покровке (ныне ул. Свердлова) – здание Дворянского собрания...

Пушкин видел старинный кремль. В тридцатые годы прошлого века вдоль кремлевской стены, между Георгиевской и Коромысловой башнями, еще проходил глубокий, хотя и сильно осыпавшийся ров».

Посетил Пушкин и гробницу знаменитого нижегородца, что подтверждается некоторыми, правда косвенными, данными.

Могила Минина находилась в полутемном подвале давно уже не существующего собора. На нее были положены три чугунные плиты с надписями об историческом значении подвига Кузьмы Минина. Над могилой возвышался деревянный саркофаг, который был, по словам нижегородского краеведа Н. Храмцовского, «обставлен иконами, принесенными в дар на гробницу Минина ратниками 1807–1812 годов. На обороте одной из них была надпись о том, что икона эта принесена в 1815 году пехотным полком Нижегородского ополчения, вернувшимся из-за границы. Патриотической гордостью воинскими подвигами нижегородцев проникнуты строки надписи об истории полка: «Полк сей сформирован был в 1812 г. сентября 1-го дня и находясь в 1812 году в походах против французов и поражения их до р. Эльбы, занимал города Дрезден и Гамбург». Здесь же, над прахом Минина, склонялись и славные знамена Нижегородского ополчения.

За семь лет до приезда Пушкина в Нижний на одной из самых живописных высот в кремле был воздвигнут гранитный обелиск в честь Минина и Пожарского. Сюда предназначался бронзовый памятник, и он был уже отлит по проекту известного скульптора Мартоса, но поставлен в 1818 году вместо Нижнего на Красной площади Москвы, воскресавшей в те годы из пепла и руин. Осматривая Нижегородский кремль, Пушкин видел гранитный обелиск с барельефами Минина и Пожарского и надписью с южной стороны: «Гражданину Минину благодарное потомство. 1826 г.». Схожая надпись была нанесена и на памятнике Минину и Пожарскому в Москве. Подчеркивая общегосударственное значение подвига Минина, Пушкин в специальной заметке о памятнике писал: «Надпись гражданину Минину, конечно, неудовлетворительна... Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского Государства...»

«Отойдя на несколько шагов от обелиска к берегу Волги, Пушкин видел под крутым и ровным скатом горы Ивановскую башню, через ворота которой в феврале 1612 года выступило в поход Нижегородское ополчение. Возвращаясь через ворота Дмитровской башни на Благовещенскую площадь (двух других ворот, выходящих теперь на площадь Минина, еще не было), Пушкин видел прямо перед собой большое каменное здание губернской гимназии, связанное с памятью 1812 года. В те дни, когда угроза наполеоновского вторжения нависла над Москвой, в Нижний Новгород были переведены Московский университет, Государственный архив, сюда же переехали многие московские историки и литераторы.

В день приезда в Нижний Новгород Пушкин посетил и ярмарку, которую по традиции все еще называли «Макарьевской», так как всего лишь шестнадцать лет тому назад (в 1817 году) она была переведена в Нижний из Макарьева.

По дороге туда он видел на Рождественской улице один из замечательнейших памятников старинного русского зодчества – Строгановскую церковь. Великолепная стройность и соразмерность всех ее частей, богатство и разнообразие лепных украшений, тончайший узор вокруг окон, на карнизах и капителях бесчисленных колонн, пестрая чешуя куполов, легкий и стремительный взлет колокольни.

На деревянном окском мосту, лежавшем на широких баржах, в этот день было мало движения: торговли на ярмарке уже не было. За неделю до приезда Пушкина были спущены флаги в знак окончания торга, а накануне были закрыты последние лавки.

Пушкин ходил по опустевшим торговым рядам, читая их названия и пестрые вывески, которые еще не успели снять», – пишет Еремин.

Много лет спустя такую же реконструкцию поездки Пушкина по городу предпринял Фортунатов: «Пушкин невольно набрасывает план своих маршрутов в Нижнем. От дома губернатора, тогда он был у Лыковой дамбы, напротив здания Дворянского собрания по Большой Покровской улице, дальше, чем от номеров Деулина, но тоже рядом – кремль и величественный Спасо-Преображенский собор в нем. Это был главный храм всей Низовской земли, священный для всякого русского не только по своей старине, но и тем, что в нем покоился прах Минина. Он очень напоминал Успенский собор в Москве. Огромный параллелепипед с пятью большими главами, с узкими и длинными в два ряда окнами, без колонн; громадные пилястры поддерживали своды храма; вызолоченный иконостас; особенно чтимым был образ Спасителя, принесенный из Греции в Россию, а великим князем Константином Васильевичем из Суздаля в Нижний Новгород, и другой – Богородицы Одигитрии, этот образ был списан с настоящего образа в Цареграде и прислан оттуда Дионисием, архиепископом Суздальским, Нижегородским и Городецким.

По северной и южной стенам храма врезано было 13 чугунных досок с золотыми надписями. На левой стороне, за второй пилястрой, между гробницами митрополита Павла и архиепископа Питирима, известного борьбой с расколом на Керженце, своими сочинениями и основанием в Нижнем Новгороде семинарии, была доска с краткой, но красноречивой надписью: «Гражданин Козьма Минин».

Разумеется, Пушкин был здесь, не мог не быть. Возможно, предварительно побывав на Часовой горе у памятника Минину и Пожарскому – это была высшая точка в нагорной части, а следовательно, и всего Нижнего, отсюда открывается захватывающей красоты вид на место слияния двух великих рек, Оки и Волги, – он спускался вниз, к пристаням, где кипел Нижний базар, это было рядом, а Пушкин, как известно, был прекрасный ходок (вряд ли: дворяне по улицам городов пешком тогда не передвигались. – В.Н.). Нижний Новгород неслышно развертывал перед ним свою каменную летопись – в старых стенах и башнях кремля, слышавших еще татарскую грозу, которые смотрели на него с высоты, с их преданиями и легендами, в улицах и переулках, сохранивших следы давних времен, – и в вольных волжских просторах и далях.

Гробница Минина, перед которой стоял Пушкин, осененная, по повелению императора Александра, знаменами Нижегородского ополчения уже 1812 года, бесследно исчезла, как и сам величественный собор». Собор не дожил до наших дней: в 1929 году его взорвали по приказу Жданова. «За пристанями распахивались волжские просторы, от пристаней же шел ближайший путь на извозчицкой пролетке к Макарию – Нижегородской ярмарке».

Вернувшись с прогулки, в тот же вечер Пушкин написал Наталье Николаевне еще одно письмо: «Сегодня был я у губернатора, генерала Бутурлина. Он и жена его приняли меня очень мило и ласково; он уговорил меня обедать завтра у него. Ярманка кончилась. Я ходил по опустелым лавкам. Они сделали на меня впечатление бального разъезда, когда карета Гончаровых уж уехала. Ты видишь, что несмотря на городничиху и ее тетку – я все еще люблю Гончарову Наташу, которую заочно целую куда ни попало».

В воскресенье 3 сентября, зафиксировала Тархова, «с утра Пушкин продолжал знакомство с городом: посетил дом купца Чатыгина, где останавливался некогда Петр I, видел «дом литераторов», где жил в 1812 году Н.М. Карамзин, а бывали у него К.Н. Батюшков, Д.Н. Бантыш-Каменский, А.Ф. Малиновский, В.Л. и С.Л. Пушкины и др.».

Абросимова утверждает, что есть еще одно место, которое Пушкин мог посетить, – губернский архив. В черновых «архивных тетрадях» Пушкина переписано или пересказано 83 документа о восстании Пугачева, шесть из них – нижегородского происхождения. В 1978 году сотрудницей Пушкинского дома Н.Н. Петруниной был выявлен документ, «изъятый Пушкиным из архивного дела» Нижегородского губернского архива. Сам архив тогда размещался в Дмитриевской башне Кремля.

Днем Пушкин обедал у губернатора, где собралась, по утверждению Тарховой, такая компания: архитектор И.И. Ефимов, А.Д. Улыбышев, знакомый поэта еще по «Зеленой лампе», Л.П. Никольская и генерал П.Б. Григорьев.

По сохранившимся скупым воспоминаниям, Пушкин во время обеда был весел и оживлен, шутливо рассказывал о своей жизни в Болдине. На вопрос супруги губернатора, не скучал ли он там, Пушкин, смеясь, отвечал, что скучать ему некогда было, что он в болдинской церкви по случаю холеры даже проповеди крестьянам говорил. Их содержание нам уже известно.

Вместе с Пушкиным за столом сидела знакомая супруги губернатора Л.П. Никольская. Она не была представлена поэту и поначалу не знала, кого видит перед собой. Вот ее воспоминания: «Анна Петровна меня очень любила. 3 сентября она прислала за мной коляску, звала обедать... В этот день у Бутурлиных обедал молодой человек; нас не познакомили, я не знала, кто он. Я запомнила наружность этого гостя: по виду ему было более 30-ти лет. Он носил баки... Немного смуглое лицо его было оригинально, но некрасиво: большой открытый лоб, длинный нос, толстые губы – вообще неправильные черты.

Что было у него великолепного – это темно-серые, с синеватым отливом глаза, большие, ясные. Нельзя передать выражение этих глаз: какое-то жгучее и при том ласкающее, приятное. Я никогда не видела лица более выразительного: умное, доброе, энергичное. Когда он смеялся – блестели его белые зубы. Манеры у него были светские, но слишком подвижные. Он хорошо говорил. Ах, сколько было ума и жизни в его неискусственной речи! А какой он веселый, любезный – прелесть! Этот дурняшка мог нравиться.

Обед кончился. Все перешли в гостиную. Прошло не более часа – гость откланялся и уехал. Он торопился в Казань.

– Насмотрелась на своего любимца? – спросила меня Анна Петровна.

– На какого любимца? – сказала я».

Во второй половине дня Пушкин уже ехал по казанской дороге дальше на восток, горным берегом Волги. Перед ним простирались и уходили за горизонт заволжские леса, а внизу сверкала гладь великой реки.