Ровно 190 лет назад на Нижегородской земле свершилось чудо Болдинской осени. Ни до, ни после Александр Сергеевич Пушкин не писал так быстро, так много, так безумно талантливо, как в Болдино осенью 1830 года.

«По интенсивности труда Болдинская осень не имеет себе аналогий не только в творчестве Пушкина, но и в русской литературе, - отмечает известный нижегородский литературовед Николай Михайлович Фортунатов. - Это явление уникально.

То, что это был мощнейший взрыв, очень редкий, творческой энергии – это ясно, хотя и трудно постижимо. Но самая, пожалуй, поразительная, почти фантастическая черта этой осенней поры – в постоянстве громадного творческого усилия, в невероятной концентрации этого усилия».

В ту осень Пушкин впервые припал к своим родовым корням, о которых раньше вообще мало задумывался. Дожив до 30 лет, он так и не удосужился побывать в родовых землях Пушкиных в Нижегородской губернии. И ехал он туда не для того, чтобы просто их повидать или поклониться могилам предков.

Подвигла Пушкина на путешествие предстоявшая свадьба. 6 мая 1930 года состоялась его помолвка с юной Натальей Николаевной Гончаровой.

Вдумчивый биограф Пушкина Ариадна Тыркова-Вильямс – сама хорошая журналистка, помещица, видная деятельница партии кадетов и школьная подруга Надежды Константиновны Крупской – справедливо замечала: «Самая поездка была вызвана имущественными делами, с которыми он не привык возиться. У него никогда не было никакого имущества. Были только деньги, которые он зарабатывал стихами. Когда он эти деньги разматывал, проигрывал, проживал, он умел обходиться и без денег. Одна голова не бедна. Но, входя в семью Гончаровых, он знал, что надо наладить денежные дела. Это была надоедливая мысль».

По случаю предстоявшей свадьбы Сергей Львович Пушкин на радостях выделил сыну «в вечное и потомственное владение» часть нижегородского родового имения – 200 незаложенных крепостных душ в деревне Кистенево (в десяти верстах от также принадлежавшего Пушкиным села Болдина), «которые могут дать 4000 рублей ежегодного дохода, а со временем, быть может, дадут тебе и больше». 27 июня 1830 года запись об этом была сделана в Петербургской палате гражданского суда: «Он, сын мой, до смерти моей волен с того имения получать доходы и употреблять их в свою пользу, так же и заложить их в казенное место или партикулярным лицам; продать же его или иным образом перевести в постороннее владение, то сие при жизни моей ему воспрещаю, после же смерти моей волен он то имение продать, подарить и другие крепости за кого-либо другого укрепить». Теперь Александру Сергеевичу предстояло официально вступить во владение двумя сотнями душ, что можно было оформить только на месте.